Андрей Кураев - Христианин в языческом мире или о наплевательском отношении к порче

Что же касается танца… Если просто магнитофон ставится на пенёк, и на волейбольной площадке начинается топтание по кругу, то назвать это танцами нельзя. Ребята, вы же танцевать не умеете! Переминание с ноги на ногу — это не танец. Это сексуальные контакты первого рода, не танцы, а «прижиманцы». Идеальный же православный танец — брейк-дэнс. Во-первых, никаких тебе партнёров, строго монашеское поведение, во-вторых, огромные затраты энергии и после этого хороший сон у подростков. Т.е. нормальная физзарядка.

— Скажите, Вы ведь, наверняка, как служитель церкви, против употребления, так называемых, матерных слов.

— Человек должен идти к свободе. Свобода есть некое самовластье, на греческом это — «экс-усия», что означает существование из себя самого. Человек обязан защищать свою свободу в том числе и от самого себя. Очень наивно считать, что свобода это только свобода политическая. Свобода — это свобода и от своих реакций, точнее — защита от их навязчивости, предсказуемости, неуклонности. Знаете, в диккенсовских «Посмертных записках пиквикского клуба» есть мистер Пиквик — человек, я бы сказал, такой православной комплекции. Так вот, он куда-то торопился и остановил кэб на улице. Когда он в него уселся, то заметил, что кэбмен тоже человек не слабого телосложения, а лошадь — такая дохлая пре-тощая кляча. И мистер Пиквик спрашивает кэбмена: «Простите, милейший, а эта кляча нас довезет или нет?» На что кэбмен отвечает: «Не извольте беспокоиться, сэр. Главное — заставить сделать ее первый шаг, после этого кэб набирает скорость и кляча убегает от него, чтобы он ее не задавил» [78]. Вот это и есть принцип наших отношений с нашей собственной эмоциональной жизнью, когда внешние обстоятельства, или наши стереотипные реакции подгоняют нас и сами за нас решают, что мы скажем и что мы сделаем. И нужно научиться держать дистанцию по отношению к своим привычкам и стереотипам. Так что о речевой культуре я скажу просто: «за базар ответишь». Человек — это существо, которое должно научиться контролировать все аспекты своей жизни. Если ты хочешь быть по-настоящему свободным, бери под свой контроль все, с чем ты связан, в том числе — свои эмоции и свою речь.

— Имеет ли курение какой-то мистический смысл?

— Я имел возможность наблюдать в действии рекламный слоган «Курить — бесам кадить». Дело было в Китае. Меня завели в один даосский монастырь. И там была часовня с некоей «чёрной бабушкой». Никто толком не смог сказать мне, что за миф с ней связан. Просто женская фигура, вырезанная из черного дерева. Возле неё столик-жертвенник, на который кладут пожертвования: бутылки водки, апельсины, яблоки и т.д. Как у нас панихидный столик (только у нас водку не кладут).

… Я вот иногда думаю — какая хорошая у меня была бы жизнь и карьера в Китае! Там сейчас модно перед каждым супермаркетом, гостиницей и т.п. ставить статую божка богатства, а перед ним вот такой жертвенник. Бог богатства, конечно, должен обладать заметным животиком. И вот я думаю, что если бы я (с точки зрения китайцев — образцовый русский: если тот иероглиф, которым китайцы обозначают нас, разложить по смысловым компонентам, то получится «большие северные волосатики») там остался я мог бы подрабатывать таким вот сидением в позе лотоса с выкаченным вперед животом. За одно лишь сидение перед входом в магазин мне бы подавали немало…

Ну, да что мечтать попусту! А вот в том даосском монастыре в Шэньяне перед идолом была коробка с песком. Это обычно на Востоке: в этот песок втыкают палочки, называемые благовонными (а эти ароматные палочки делаются из коровьего навоза). Но в данном случае роль этих «вонючек» выполняли зажжённые сигареты. Их закуривали и втыкали в песок фильтром вниз — и так они догорали. Это было буквально: курить — бесам кадить.

Но из того, что кто-то использует табак или сигарету в чёрном культе, не следует, что любой курящий человек участвует в этом культе. И язычники возжигали ладан перед своими статуями, но это не мешает нам приносить ладан своему Господу. Или то же золото, деньги. Сатанисты их жертвуют на свои чёрные дела, а мы те же самые купюры и монеты приносим на нужды нашего храма. Так что я не думаю, что в курении есть какая-то мистика. Ясно, что ничего хорошего в этом нет. Но и «демонизировать» всё сразу не стоит. За пределами церкви не сразу начинается сатанизм. Есть какое-то просто человеческое пространство: человеческих заблуждений, поиска, ошибок, немощей или, напротив, добродетелей чисто человеческих.

Были святые, которые курили. Например — святитель Николай Японский. В его дневниках есть замечательная запись: «Вечером скучно было и хотелось курить, а, между тем, бросил с воскресенья — более чем двадцатилетнюю привычку не легко бросить» [79]. Значит, большую часть своей жизни святитель курил. Что не мешало ему быть истинным Христовым апостолом. Ну, а уж отношение последнего русского императора к курению всем известно.

Со своей стороны могу заметить, что предметом моей острой профессиональной зависти является статус профессоров московской Духовной академии XIX в. В день получки они расписывались в нескольких ведомостях: кроме зарплаты, они получали деньги на оплату квартиры, на приобретение книг, и отдельная графа была — на табак (завидую я не последнему, а предыдущим пунктам).

Действительно, русское духовенство XIX века не чуждалось табака, и это приводило к определённому курьёзу. Знаменитый психолог Бехтерев отмечал, что в ту пору некоторые кликуши боялись запаха табака (кликушество — это когда баба начинает кричать, что она испорченная, и выкликает имена тех, кто якобы на неё порчу навел). Кликуши боятся всякой святыни. И соответственно, у них бывает кричащая реакция, реакция сопротивления на появление православного батюшки, на запах ладана, на мощи, на святую воду. И вот в этом же ряду такую же реакцию вызывал у них запах табака [80].

Кто может объяснить, почему кликуши в России XIX века боялись не только запаха ладана, но и запаха табака? Для ответа нужно поставить другой вопрос: а от кого НЕ пахло табаком в ту пору? Атеистов в стране не было. А вот религиозные люди делились на православных и неправославных. Не курили как раз сектанты — староверы и штундисты (баптисты). «Господа, не нюхающие табаку», — как называл их Василий Розанов. Соответственно, запах табака в России XIX века это был запах человека, принадлежащего к православной вере, и бесы на это реагировали.

Естественно, я не в защиту табака это говорю. Просто не люблю примитивно-листовочных решений. Вроде того, что оттуда, где лежит сигарета, благодать точно уходит.

Скорее всего, по мысли Феофана Затворника, курение это не грех, это греховное пристрастие [81]. Некое издевательство над самим собой. И свидетельство несвободы. Ведь самый главный тиран — во мне самом. И самая страшная несвобода — от себя самого. Курение в каком-то смысле полезно — как обнажение моей марионеточности. Ведь самое важное для христианина — узнать правду о себе самом. «Господи, даруй мне зрети моя прегрешения». Мы себе кажемся замечательными, свободными, «белыми и пушистыми». Но попробуй бросить курить, и посмотрим, как тебя будет корёжить, надолго ли твоей хваленой свободы хватит. Для вдумчивого человека борьба с курением может показать правду о себе самом. Знание правды — это всегда хорошо. В отличие от курения.