Нина Мечковская - Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий

Очевидно, что вероучениям, которые могут сосуществовать в сознании одного человека, должна быть присуща высокая веротерпимость. Действительно, буддизм даже при зарождении, отличала редкая для восходящих религий толерантность. История буддизма не знает религиозных войн. Ни один храм чужой религии не был разрушен последователями Будды [18]. Веротерпимость буддизма (разумеется, в сочетании с собственно вероучением) способствует его привлекательности в современном мире. Буддизм позволяет, допустим, католику или лютеранину, не порывая с верой родителей, исповедовать и учение Будды. Вот почему буддизм, вопреки официальной статистике, считают иногда самой распространенной религией в мире (ср., например, Борхес, 1992, 360) [19].

В отличие от буддизма, теистические религии (иудаизм, христианство, ислам) не допускают принадлежности одного человека двум конфессиям сразу.

Таким образом, применительно к историческим (письменным) эпохам религию не приходится рассматривать в качестве этнообразующего, тем более этноразделяющего фактора. Однако в содержательном плане (в сфере смыслов, идей, образов, представлений) вклад религий в формирование культуры и менталитета народа огромен (подробно см. §7, 11–12).

В Европе и Америке сейчас нет государств, которые определяли бы себя по конфессиональному признаку (в отличие от Ирана, Мавритании и Пакистана, в официальное название которых включено слово исламский). Нет и межгосударственных объединений по религиозному признаку (за исключением Организации исламской конференции, куда входят 43 афро-азиатских государства и Организация освобождения Палестины). Вероисповедание все более становится частным делом человека, как и конфессии – независимыми от государства объединениями верующих. Поэтому вероисповедная принадлежность перестает быть внешней, формальной приметой определенного статуса государства или лица.

В новое время процессы образования государств направляются преимущественно национальным, а не религиозным фактором.

Нередко, однако, и сейчас вероисповедание может становиться основой объединения или, напротив, разъединения людей. Например, в Боснии и Герцеговине (сербская по языку республика бывшей Югославии) мусульмане считают себя особым этносом (боснийцы-мусульмане) именно по конфессиональному признаку. Конфессиональные различия во многом определили конфронтацию 1991–95 гг. хорватов (католиков) и сербов (православных); столкновения ирландцев (католиков) и англичан (протестантов) в Ольстере; нескольких христианских (арабских) и нескольких мусульманских (также арабских ливанских и палестинских) общин в Бейруте.

Таким образом, на современной карте мира расселение людей различных вероисповеданий в целом соответствует исторически сложившейся географии религий и не совпадает с границами языков, этносов и государств.

Язык и религия, с точки зрения философии (точнее, онтологии, чей предмет составляют «наиболее общие сущности и категории сущего»), относятся к категориям духовной культуры человечества. Это две формы общественного сознания (наряду с обыденным, или массовым, сознанием, моралью и правом, искусством, наукой, философией, идеологией), т.е. два о т о б р а ж е н и я мира в сознании человечества. Язык и религия, представляя собой два разных образа мира, заключают в себе разное содержание, или разное з н а н и е о мире – разное как по объему и характеру информации (составляющей это знание), так и по роли и месту этого знания в структуре общественного сознания (см. §8).

Самые существенные и при этом сопоставимые черты в содержании языка и религии могут быть охарактеризованы в терминах семиотики [20]и общей семантики [21], т.е. при трактовке языка и религии в качестве знаковых систем и при обсуждении того, какого рода содержание (какие типы или классы значений) заключено в каждой из рассматриваемых семиотик. Семиотика позволяет увидеть в языке и религии два разных способа о б щ е н и я, т.е. две коммуникативные системы, два языка, обладающие своим содержанием и своими возможностями передавать, сообщать это содержание.

Зачем нужен такой взгляд – как бы «с птичьего полета», связанный с обобщением и абстрагированием и, следовательно, чреватый опасностями отрыва от живой конкретности наблюдаемых объектов? По-видимому, именно высота «птичьего полета» дает ту широту обзора, которая позволяет понять принципы, самую суть. В разнообразных, внутренне сложных и пестрых объектах, с множеством разноплановых черт, свойств, характеристик, семиотика позволяет выделить главное и существенное.

Познавательная ценность семиотического подхода состоит в следующем: 1) принимается во внимание существенный функциональный аспект соответствующих объектов – их коммуникативное назначение; 2) в каждом семиотическом объекте различаются план содержания и план выражения; 3) в каждой семиотической системе различаются два онтологических уровня: а) набор семантических возможностей; б) реализации возможностей в конкретных коммуникативных актах. В процессах общения те достаточно общие семантические возможности, которые составляют содержание соответствующей семиотики, конкретизируются, т.е. обогащаются индивидуальными смыслами, связанными с конкретным коммуникативным актом (с психологией и взаимоотношениями участников, их актуальными целями и другими условиями коммуникации).

Применительно к языку последнее противопоставление («набор возможностей – их реализация в актах общения») достаточно очевидно: во многих этнических языках имеется два разных слова для обозначения этих разных аспектов в предмете лингвистики: есть язык (т.е. общий для всего языкового коллектива набор значений и средств их выражения) и есть речь (использование этих общих возможностей в индивидуальной речевой деятельности, т.е. в конкретных коммуникативных актах). Ср. лат. lingua и oratio, франц. langue и parole, англ, language и speech, нем. Sprache и Rede, белорусск. мова и мауленне, польск. jezyk и mowa и т.д. Со всей отчетливостью и методологическими следствиями противопоставление языка и речи было раскрыто Фердинандом де Соссюром в его «Курсе общей лингвистики» (1916), самом знаменитом (цитируемом) лингвистическом сочинении XX в. (см. русский перевод в издании: Сос-сюр, 1977).

Применительно к религии оппозиция «набора семиотических возможностей» и «их реализаций в актах общения» предстает как противопоставление с и с т е м ы (той или иной религии в качестве комплекса идей, установлений и организаций) и отдельных фактов религиозного поведения индивидов, отдельных явлений, событий, процессов в конкретной истории соответствующей религии. Эвристическую, познавательную ценность этой оппозиции – т.е. различения сущности и ее проявлений, инвариантной основы и ее индивидуальных вариаций – трудно переоценить.