Рома Агравал - Built. Неизвестные истории известных зданий [litres]

«Проблема в том, – сказал Карл, – что всем насрать на какашки». И ушел.

В то время я работала над проектом небольшого многоквартирного дома рядом с Оксфорд-стрит в центре Лондона. Пока я занималась проектированием автостоянки с колоннами и бассейна в подвале, мой друг Карл, инженер по канализации, рассчитывал, сколько жидких отходов будет поступать из душевых кабин, раковин и туалетов в здании и из осадков на улице. После того как он подсчитал количество жидкости в час, ему нужно было обеспечить достаточное количество труб, чтобы эти отходы поступали в лондонскую канализацию. Из исторических записей мы знали, что к нашему зданию примыкала смежная канализация, но не понимали, насколько она большая и как сильно заполнена, и находится ли она в приемлемом состоянии. Мы хотели узнать, можем ли мы использовать ее для слива отходов из нашего здания, а также не повредим ли мы ее, когда будем раскапывать подвал. Карл написал в исследовательскую компанию запрос на эту информацию, чтобы закончить свой проект.

В один прекрасный день Карл пришел в офис с DVD и безо всяких объяснений попросил меня включить его на компьютере. Почти сразу я вскрикнула и поспешила выключить эту штуку. Прямо посреди офиса, где находились мои коллеги, на мониторе моего компьютера, который вдруг показался мне огромным, показывали результаты исследования канализации. Я нажала на «стоп» и сообщила Карлу, что не могу это смотреть, – как раз тогда он произнес ту фразу и ушел.

Я собралась с духом, села, глубоко вдохнула и нажала «плей». Фильм был снят на маленькую камеру, установленную на роботе на колесах, который ехал по канализации на беспроводном управлении, а управлял им человек снаружи. Кирпичные стены были темно-красного цвета и выглядели довольно чисто, несмотря на неаппетитное содержание, которое текло по ним последние 150 лет. Канализация была удивительно большая – по ней можно было бы идти в полный рост – и имела форму неправильного овала, напоминающего яйцо, стоящее на остром кончике. Благодаря такой форме поток течет легко – когда жидкости мало, скорость потока высокая, потому что жидкость течет в самой узкой части канализационной трубы. Когда жидкости много, у нее больше пространства за счет широких стен.

Изумление и любопытство, которые я испытала при виде робота, движущегося по настоящему произведению инженерного искусства, пересилили тошноту при виде того, что лежало на дне. На следующей неделе мы с Карлом (быстро забыв о своем фекальном инциденте) изучили видео в подробностях и решили, что ближайшая канализация исправна и в хорошем состоянии, так что отходы из нового здания можно сливать туда. (Нельзя было просто взять и сливать их, как нам удобно, из-за риска переполнения канализации. Поэтому во многих зданиях в Лондоне мы создали «резервуар ослабления» в подвале, где отходы накапливаются и поступают в канализацию в приемлемом объеме.) Для меня это был очень волнительный момент: я создавала настоящую физическую связь с новаторской инженерной работой Джозефа Базалгетта столетней давности, который построил обширную канализационную сеть под столицей. В то время Лондону была крайне необходима такая система, потому что жизнь в Лондоне в начале XIX века была отвратительна.

Первоначально равнину, где находится Лондон, обеспечивали водой и рыбой многочисленные притоки Темзы. Но вместе со значительным ростом населения города в середине XIII века качество воды ухудшилось. Со временем все становилось только хуже, так как притоки превратились в открытые канализации, где плавали трупы животных и даже людей. К XV веку «водоносы» зарабатывали себе на жизнь, принося воду из колодцев в коромысле на плечах, но реки находились в таком жутком состоянии, что даже вверх по течению вода была не лучше. Вода, которую пили жители Лондона, была загрязнена их собственными отходами и трупами.

Кроме того, в городе было 200 тысяч выгребных ям – цилиндрических ям, часто выложенных изнутри кирпичом в попытке сделать их водонепроницаемыми, около метра в диаметре и двух метров глубиной, с закрытым основанием и крышкой сверху. Они использовались для хранения отходов жизнедеятельности: люди сливали в них содержимое своих ночных горшков. Работой ночных сторожей, или ассенизаторов ( англ . gong-farmers, от слова «gong», которое в Средневековье, очевидно, означало «отхожее место»), состояла в том, чтобы периодически выгребать из них отходы и уносить их в ведрах в поля. Это решение лучше, чем когда отходы текут по улицам, но тоже решительно негигиенично, учитывая, что поля находились не так уж далеко от центра Лондона. Очистка ям была не только неприятной работой, но еще и опасной: вспомните историю ночного сторожа Ричарда, который в 1326 году упал в выгребную яму и задохнулся в гниющей жиже из мочи и фекалий.

Попытки уполномоченного по делам канализации добиться от парламента строительства новых канализаций в 1840-х годах ни к чему не привели. Изобретение туалетов (современного типа, со сливом) только усугубило ситуацию: негерметичные выгребные ямы еле справлялись с концентрированными отходами, а теперь в них сливали много лишней воды, из-за чего они затапливались. В 1850 году в попытке решить эту проблему власти запретили выгребные ямы, но в результате канализации (предназначенные только для сбора дождевой воды) совершенно переполнились. Все отходы – и человеческие, и все остальные – оказались в Темзе, воду из которой люди по-прежнему брали для мытья, готовки и питья.

Мерзкая смесь воды с отходами приводила к серьезным смертоносным эпидемиям холеры. Они обычно ударяли в конце лета и осенью и забирали жизни половины зараженных людей. В 1831–1832 годах от холеры погибло более 6 тысяч человек.

Затем были еще две крупные вспышки болезни, в 1848–1849 (более 14 тысяч погибших) и 1853–1854 годах (еще 10 тысяч летальных исходов). В то время господствовало убеждение, что холера витает в воздухе, а заражаются ей, вдыхая ядовитую «миазму». Но во время вспышки заболевания в 1854 году доктор Джон Сноу (1813–1858) изучал состояние здоровья людей, которые брали воду из загрязненного источника в Сохо, и собрал доказательства, что это не так: холера распространяется в загрязненной питьевой воде.

Тот факт, что лондонские отходы убивают столицу, стал особенно очевиден необычайно жарким летом 1858 года, когда запрещенные, но по-прежнему гниющие выгребные ямы нагрелись и засорили Темзу и ее притоки, из-за чего город стал еще зловоннее, чем обычно. И так началась «Великая вонь», как ее называли. Вонь стала настолько невыносима, что люди вымачивали занавески в хлорной извести, чтобы хоть как-то ее перебить. Министры в Палате общин и адвокаты в Линкольнз Инн не смогли работать, и им пришлось уехать из города.