Г. Альтшуллер - КАК СТАТЬ ГЕНИЕМ

Нувахов Б. Доктор Илизаров. М.: Прогресс, 1987. С.50-51.

Пример к 21-в

"Сильные волей не колеблются. Они садятся за стол, они обливаются потом. Они доведут дело до конца. Они изведут все чернила, они испишут всю бумагу. И в этом отличие талантливых людей от малодушных, которые никогда ничего не начнут. Литературу могут делать только волы. Самые мощные волы это гении, те, что не покладая рук работают по восемнадцать часов в сутки".

Ренар Ж. Дневник // Ж.Ренар. Избранное. М., 1946. С.З.

Пример к 24-6

"Теория сверхтекучести создавалась с перерывом: 27 апреля 1938 года Ландау арестовали. "По нелепому доносу, - писал он в "Комсомольской правде" 8 июля 1964" года, - я был арестован. Меня обвинили в том, что я немецкий шпион. Сейчас это иногда кажется мне даже забавным, но тогда, поверьте, было совсем не до смеха. Год я провел в тюрьме, и было ясно, что даже еще на полгода меня не хватит: я просто умирал. Капица поехал в Кремль и заявил, что он требует моего освобождения, а в противном случае будет вынужден оставить институт. Меня освободили. Вряд ли надо говорить, что для подобного поступка в те годы требовалось немалое мужество, большая человечность и кристальная честность".

Бессараб М.Я. Ландау: Страницы жизни. М.: Моск. рабочий, 1988. С. 103.

Пример к 24-в

Дмитрий Дмитриевич Плетнев был репрессирован в 1938 году; в 1985 году реабилитирован посмертно.

"Даже во время следствия Плетнев продолжал работать. По его просьбе ему было выдано свыше 20 книг на четырех языках из его личной библиотеки.

В своем последнем слове 12 марта 1938 года он сказал, что, находясь в тюремной камере, он сумел написать монографию в 10-12 печатных листов (эта рукопись не сохранилась).

Поразительная аналогия с судьбой Н.И.Вавилова напрашивается сама собой".

Тополянский В. Он слишком много знал: О драматической судьбе профессора Плетнева // Лит. газ. 1988. 15июня. С. 13.

Пример к 24-в

Из интервью с писателем Владимиром Дмитриевичем Ду-динцевым:

"В чем состоит объективное счастье? Вот когда меня ругали за роман "Не хлебом единым", ругали всем Союзом писателей, на большом пленуме страшным криком на меня кричали. Не было отказа в добровольцах, тянули руки, шли через зал с видом Жанны д'Арк на трибуну и начинали кричать. И было очень тяжело. Я там первый раз в жизни потерял сознание от контрастных эмоций. Когда Симонов таким прокурорским тоном стал говорить, что "я думал, что это советский человек, я думал, что это наш, но вот, товарищи, как иногда даже главный редактор и коммунист, как он может иногда заблуждаться. Оказалось, что вкрался чуждый товарищ". А я ожидал, что он будет меня выручать. Потому что мы вместе с ним "грешили". Я писал роман, а он его печатал. И печатал охотно. И был со мной в таких хороших отношениях, что я ожидал, по своей наивности, от него сильной поддержки. Когда он пошел на трибуну, я подумал, ну наконец-то… Вот рыцарь, который меня защитит. И вдруг… Вокруг меня начало темнеть, темнеть, очнулся - половина меня на полу, половина на стуле, и мне несут воду…

Так вот о счастье. Мое первое счастье - когда ко мне пришла идея "Не хлебом единым". Она пришла в виде поведения Симонова. Он "ткнул" меня в лоб перстом, вывел на главную мысль романа "Белые одежды". Симонов дал мне конкретный пример из жизни. Так начал формироваться замысел. А еще происходит выволочка за "Не хлебом единым" на пленуме Союза писателей. Писательница, лауреат Сталинской премии, маститая, с крашенными в красный цвет волосами от негодования на трибуне вся трепещет, вибрирует. И зал отвечает таким всплеском шума. Знаете, как будто в кислоту уронили каплю воды, такая пена - и опадает. "А этого Дудинцева враги бы сделали мэром города". Зал сразу - у-у-у, - вздымается пена и опускается. И мыслит одинаково. Мне бы еще раз потерять сознание, но я уже столкнулся с Симоновым и во мне возникла концепция, которая стала каким-то барьером на пути отрицательных эмоций. Мое сознание уже исторгло из себя способности страдать от оскорблений. Я весь превратился в слух, творческий слух, и стал уже частью того пророка, который встретил шестикрылого серафима. Я, когда слушал ее, только прятался.чтобы записывать "с натуры" ее живые слова, которые вы найдете сегодня в "Белых одеждах". Когда прорабатывали Стригалева, кричала одна там женщина. И реакция зала - это тоже была замечательная натура. Я воспринимал, я радовался вместо того, чтобы страдать от этой проработки. И я шел домой, чуть не прыгая на одной ножке, потому что я замечательно сегодня поохотился… Наконец-то я касаюсь вопроса о счастье - я был неизмеримо счастлив, потому что творческий восторг по поводу хорошо пришедшего в руки факта - это наивысшее счастье. Это знакомо всем людям творческого труда".

Жить и все понимать // Комсомольская правда. 1988. 28 июля.

Пример к 25-в

"На днях в Кембридже состоялась необычная пресс-конференция. С журналистами встретился выдающийся английский ученый Стивен Хокинг. Посвящена была эта беседа важному событию - выходу в свет созданной им книги "Краткая история Времени - от большого взрыва до "черных дыр"…Теоретик-астрофизик говорил, отвечая на вопросы журналистов, увы, не своим голосом. За него эту работу выполнял звуковой робот-синтезатор, связанный с компьютером. Дело в том, что 46-летний СХокинг вот уже 18 лет как парализован, сраженный тяжелейшим рассеянным склерозом. Слух его не пострадал, но общение с внешним миром профессор может осуществлять лишь при помощи своего кибернетического ассистента. Все - в голове, и лишь указательный палец на правой руке, сохранивший некоторую подвижность, преобразует мысль в цифры, завершающуюся бесстрастными металлического звучания словами робота… Он занимается с аспирантами, ведет теоретическую работу, разъезжает по белу свету, участвуя в различных научных симпозиумах и конференциях. Сообщения Хокинга всегда поражают неожиданным поворотом мысли, глубиной, смелостью".

Кривопалов А. Живой голос Стивена Хокинга // Известия. 1988. 20 июня.

Пример к 26-а

В путешествие через океан Бомбар собирался отплыть вместе с товарищем - профессиональным моряком. В последний момент, испугавшись, он фактически предал Бомбара:

"Последнее время Джека не узнать. Его энтузиазм постепенно угасает… Каждый раз Джек подыскивает новый предлог, чтобы отложить отплытие: мешают то ветер, то прилив, то неблагоприятное время года. Но ведь он моряк, и мне остается только соглашаться…

Часов в десять Джек уезжает в Танжер, чтобы навестить кое-кого и сейчас же вернуться, потому что благоприятный ветер держится сегодня последний день и мы должны отплыть не позднее восемнадцати часов. В восемнадцать часов Джека все еще нет. Это уже слишком! Чувствую, что, если буду еще колебаться, все пойдет прахом. Оставляю таможенному досмотрщику Жану Стоделю записку для Джека: "Беру ответственность на себя и отправляюсь в плавание один. Чтобы добиться победы, нужно в нее верить. Если даже меня постигнет неудача, то потому что я не специалист. До свидания, брат! - Ален".