Дмитрий Грибов - PocketBook 301 Plus

– Ты хочешь сказать, что наша работа – во вред?

– Нет. – Света устало покачала головой. – Не хочу. Нет у меня такого самомнения. Я одно хочу сказать, может быть, мы и впрямь – Свет. Вот только… Знаешь, в городе появились в продаже фальшивые елочные игрушки. С виду они как настоящие, но радости от них никакой.

Короткий анекдот она произнесла совершенно серьезно и не меняя тона. Заглянула мне в глаза.

– Понимаешь?

– Понимаю.

– Да, наверное. Темные стали приносить меньше Зла, – сказала Светлана. – Эти наши взаимные уступки, доброе дело за злое дело, лицензии на убийство и исцеление можно оправдать, верю. Темные приносят меньше Зла, чем раньше, мы не несем Зла по определению. А люди?

– При чем здесь люди?

– Да все при том же! Мы их защищаем. Самозабвенно и неустанно. Вот только почему им не становится лучше? Они ведь сами делают работу Тьмы. Почему? Может быть, мы что-то утратили, Антон? Ту веру, с которой Светлые маги посылали на смерть армии, но и сами шли в первых рядах? Умение не только защищать, но и радовать? Чего стоят крепкие стены, если это стены тюрьмы? Люди забыли о настоящей магии, люди не верят в Тьму, но ведь они не верят и в Свет! Антон, мы солдаты. Да! Но армию любят, лишь если идет война.

– Она идет.

– Кто об этом знает?

– Мы не совсем солдаты, наверное, – сказал я. Отступать со своей же насиженной позиции всегда неприятно, но выхода не было. – Скорее гусары. Трам-пам-пам…

– Гусары умели улыбаться. А мы – почти уже нет.

– Тогда скажи, что надо делать. – Я вдруг понял, что обещавший стать прекрасным день стремительно катится под откос, в темный и вонючий овраг, заваленный старым мусором. – Скажи! Ты Великая Волшебница, или скоро ею станешь. Генерал нашей войны. А я простой лейтенант. Отдай мне приказ, и пусть он будет верен. Скажи, что делать?

Я только теперь заметил, что в гостиной наступила тишина, что слушают лишь нас. Но было уже все равно.

– Скажешь – выйти на улицу, убивать Темных? Я пойду. Я плохо умею это делать, но я буду очень, очень стараться! Скажешь – улыбаться и дарить людям Добро? Я пойду. Только кто ответит за Зло, которому я открою дорогу? Добро и Зло, Свет и Тьма, да, мы твердим эти слова, стирая их смысл, вывешиваем, как флаги, и оставляем гнить на ветру и дожде. Тогда дай нам новое слово! Дай нам новые флаги! Скажи – куда идти и что делать!

У нее задрожали губы. Я осекся, но было уже поздно.

Светлана плакала, закрыв лицо руками.

Да что же я делаю?

Или и впрямь – мы разучились улыбаться даже друг другу?

Пусть я сто раз прав, но…

Что стоит моя правда, если я готов защищать весь мир, но не тех, кто рядом? Смиряю ненависть, но не дозволяю любовь?

Я вскочил, обнял Светлану за плечи, поволок из гостиной. Маги стояли, отводя глаза. Может быть, они видели такие сцены не раз. Может быть, они все понимали.

– Антон. – Тигренок возникла рядом абсолютно беззвучно, подтолкнула, отворила какую-то дверь. Посмотрела на меня со смесью укоризны и неожиданного понимания. И оставила нас вдвоем.

Минуту мы стояли неподвижно, Светлана тихо плакала, зарываясь мне в плечо, а я ждал. Поздно теперь говорить. Уже все ляпнул, что только мог.

– Я попробую.

Вот этого я не ожидал. Чего угодно: обиды, ответного выпада, жалобы, только не этого.

Светлана отняла ладони от мокрого лица. Встряхнула головой, улыбнулась.

– Ты прав, Антошка. Совершенно прав. Я пока только жалуюсь и протестую. Ною, как ребенок, ничего не понимаю. А меня тычут носом в манную кашу, разрешают потрогать огонь и ждут, ждут, пока я повзрослею. Значит, это надо. Я попробую, я дам новые флаги.

– Света…

– Ты прав, – отрезала она. – Но и я чуть-чуть права. Только не в том, что распустилась перед ребятами, конечно. Они как умеют, так и веселятся. Как умеют, так и сражаются. У нас сегодня выходной, и нельзя его портить остальным. Договорились?

И я снова почувствовал стену. Невидимую стену, которая всегда будет стоять между мной и Гесером, между мной и чинами из высшего руководства.

Ту стену, что время возводит между нами. Сегодня я своими руками уложил в ней несколько рядов холодных хрустальных кирпичей.

– Прости меня, Света, – прошептал я. – Прости.

– Забудем, – очень твердо сказала она. – Давай забудем. Пока еще можем забывать.

Мы наконец-то огляделись.

– Кабинет? – предположила Света.

Книжные шкафы из мореного дуба, тома под темным стеклом. Здоровенный письменный стол, на нем компьютер.

– Да.

– Тигренок ведь живет одна?

– Не знаю. – Я покачал головой. – У нас не принято расспрашивать.

– Похоже, что одна. Во всяком случае, сейчас. – Светлана достала платочек, стала осторожно промакивать слезы. – Хороший у нее дом. Пойдем, всем ведь не по себе.

Я покачал головой:

– Да они наверняка почувствовали, что мы не ругаемся.

– Нет, не могли. Тут барьеры между всеми комнатами, не прощупать.

Посмотрев сквозь сумрак, и я заметил скрытое в стенах мерцание.

– Теперь вижу. Ты с каждым днем становишься сильнее.

Светлана улыбнулась, чуть напряженно, но с гордостью. Сказала:

– Странно. Зачем строить барьеры, если живешь один?

– А зачем их ставить, когда ты не один? – спросил я. Вполголоса, чтобы не требовалось ответа. И Светлана не стала отвечать.

Мы вышли из кабинета обратно в гостиную.

Обстановка была не совсем кладбищенская, но близкая к тому.

То ли Семен, то ли Илья постарались – в комнате царила пахнущая болотом сырость. Игнат, стоя в обнимку с Леной, тоскливо взирал на окружающих. Он предпочитал веселье – во всех его проявлениях, любые ссоры и напряги были ему как ножом по сердцу. Картежники молча смотрели на одну-единственную карту, лежащую на столе, под их взглядами та дергалась, извивалась, меняла масть и достоинство. Надувшаяся Юля о чем-то тихо расспрашивала Ольгу.

– Нальете выпить? – спросила Света, держа меня за руку. – Не знаете, что для истеричек лучшее лекарство – пятьдесят граммов коньяка?

Тигренок, с несчастным видом стоявшая у окна, торопливо пошла к бару. Она что, нашу ссору на свой счет записала?

Мы со Светой взяли по рюмке коньяка, демонстративно чокнулись и поцеловались. Я поймал взгляд Ольги: не обрадованный, не опечаленный, а заинтересованный. И чуть-чуть ревнивый. Причем ревность эта никак не связана была с поцелуем.

Мне вдруг стало нехорошо.

Как будто я вышел из лабиринта, где брел долгие дни и месяцы. Вышел, чтобы увидеть вход в следующие катакомбы.

Я смог поговорить с Ольгой наедине лишь через два часа. Веселье, каким бы натужным оно ни казалось Светлане, уже переместилось во двор. Семен хозяйничал у мангала, выдавая желающим шашлыки, которые готовились со скоростью, однозначно намекающей на использование магии. Рядом, в тенечке, стояли два ящика сухого вина.