Уильям Мак-Нил - В погоне за мощью

Германия ответила еще большей интенсификацией военных усилий. Вставшие в августе 1916 г. во главе армии Гинденбург и Людендорф уже начали осуществление всеобщей мобилизации. Они попросту отказались от прежней практики военного ведомства, предполагавшей увязывание общего процесса планирования с расчетом доступного в намечаемый месяц количества пороха. Взамен новое командование поставило во главу угла военные цели. Поставив задачи на достижение определенного объема военной продукции для проведения следующей кампании, они потребовали от промышленности невозможного прежде уровня поставок за счет масштабных сокращений в других областях экономической деятельности. Германия превратилась в гарнизон (полностью теоретически и в значительной мере на практике), в соответствии со стратегическими планами Верховного главнокомандования подчинив все нуждам армии.

«План Гинденбурга» на 1916 г. вначале был провозглашен в ответ на шумную кампанию Ллойд Джорджа по увеличению объема британского военного производства в 1915 г. Задачи зачастую ставились произвольно и без уделения внимания реальным возможностям. Словом, это отчасти было чистой пропагандой, каковой являлась и британская программа. Однако в Германии последствия перенапряжения при достижении поставленных сверхамбициозных задач были значительно более серьезными, нежели в Великобритании. Последствием наступившего вскоре перенапряжения стала нехватка угля, стали и транспорта, а продовольственный кризис приобрел характер катастрофы. К тому же возможности Германии по выправлению сложившегося положения были куда скромнее: британский флот лишил Берлин возможности компенсировать ошибки правительства закупками за рубежом. В то же время все недостатки планирования и производства, а также скудность собственных ресурсов Лондон и Париж покрывали старым проверенным способом обращения к мировому рынку. Соответственно, достигнутый германцами поистине большой успех в увеличении объема производства вооружений после 1916 г. уравновешивался постоянно возраставшим упадком национальной экономики в целом.

Когда План Гинденбурга был впервые провозглашен, никто ясно не представлял, что самыми могущественными ограничителями военных усилий станут людские, продовольственные и топливные ресурсы. В 1916 и 1917 гг. руководство стран, как и в начале войны, считало, что путем ужесточения приказов из гражданской экономики всегда можно выжать все требуемое. Власть была просто убеждена в этом, и обратный подход со стороны военных расценивался как пораженческий, а со стороны гражданских-как изменнический. Возглавлявший службу тыла и являвшийся вдохновляющей силой Верховного Главнокомандования Эрих Людендорф был убежден, что победа зависит от способности нации проявить требуемые волю и самопожертвование. Все остальное являлось производным от воли – а значит, единственной угрозой были малодушные гражданские (в особенности политики), способные в момент наивысшего напряжения войны нанести германской армии удар в спину.

Подобное восприятие уходило корнями вглубь прусской истории. Все предыдущие правители, включая Фридриха Великого, в момент кризиса получали все необходимое, безжалостно подчиняя частные интересы коллективным военным усилиям. Именно так Пруссия стала великой державой, и данность, что в XX в. для снабжения армии требовались гораздо более сложные производственные мощности, не изменила довлевший принцип. Генералы часто теряли терпение при виде постоянно возникавших и иногда препятствовавших четкому и своевременному выполнению поставленных ими задач финансовых требований и затруднений. Постоянно возраставшие нехватки практически во всех областях заставили генералов обращаться к крупным промышленникам за перестройкой экономики в военных целях. В итоге каждая сторона получала что хотела-больше вооружений для армии, больше прибыли для промышленников( 56*) а также упрочнения профсоюзными лидерами своей власти над рабочими.

Оставался сельскохозяйственный сектор, который быстро лишался необходимых рабочих рук, тягловых животных и удобрений; к этому следует прибавить плохие погодные условия 1916 г. и последовавший неурожай. Попытки выправить положение не имели удачи, тогда как подрывавший систему государственного распределения продовольствия по карточкам черный рынок процветал( 57*) Таким образом, однобокая сосредоточенность военных управленцев экономикой Германии на производстве вооружений в 1918 г. поставила страну на грань голода( 58*).

Надежда добиться решающей победы путем напряжения всех сил и подчинения всего непосредственным запросам армии не была безосновательной. Несмотря на вовлечение в войну американских войск, в 1918 г. до победы было рукой подать, а Гинденбург и Людендорф вполне могли бы получить лавры национальных героев. Вооружение и боеприпасы поставлялись в гораздо больших объемах: германская армия в последние годы войны не испытывала серьезного недостатка в боеприпасах, а являвшееся основным ограничителем боевых возможностей германской армии производство пороха в октябре 1918 г. достигло показателя в 14315 т( 59*). Новые вооружения (например, противотанковые пушки) производились и поставлялись в требуемых количествах. До ноября 1918 г., когда внезапно и одно временно иссякли возможности призыва новобранцев, продовольствие и топливо, возникавшие нехватки достаточно успешно компенсировались перераспределением имевшихся ресурсов.

На поле боя интенсифицированная мобилизация принесла ожидаемые результаты. В 1917 г. была разбита и расчленена Россия, а в марте 1918 г. новая тактика просачивания позволила прорвать линию траншей союзников во Франции. Победоносным германцам не хватало транспорта, чтобы продолжить наступление, однако без моральной и материальной поддержки двухмиллионных к ноябрю 1918 г. американских экспедиционных сил измотанные британские и французские войска вряд ли смогли бы выстоять весеннее наступление рейхсвера. До самых последних недель войны победа Германии казалась почти достигнутой. Перефразировав приписываемое Веллингтону высказывание о битве при Ватерлоо, в Первой мировой войне союзники «чуть было не пустились в бегство».

Внезапность, с которой прилив волны побед сменился после июня 1918 г. отливом, оставила германцам слишком мало времени, чтобы свыкнуться с поражением. Это было особенно явственным в армии, руководство которой давно насаждало подозрительность к гражданским. В последний год войны забастовки и «Мирная резолюция» рейхстага подтвердили распространенные в войсках подозрения в том, что гражданские не поддерживают военные усилия в необходимой мере. Когда в ноябре 1918 г. все рухнуло, эти подозрения окончательно утвердились. Германские войска все еще находились на французской земле, и их командование могло с достаточной убедительностью (для тех кто хотел в это верить) утверждать, что германские солдаты никогда не были побеждены в бою, а война была проиграна из-за предательства социал-демократов и других революционеров в тылу. Нацистское движение было основано на этом мифе, и укоренившееся в воспоминаниях Гитлера о событиях 1918 г. неверие в стойкость гражданских стало определяющим фактором во внутренней политике Германии на начальных этапах Второй мировой войны.