Зигмунд Перля - О станках и калибрах

Так в нашей стране произошло величайшее событие, первый переворот в технике металлообработки — инструмент «ушел» из рук рабочего, переместился в станок и стал исполнительной частью его устройства.

В 1712 году Нартова неожиданно вызвало начальство и объявило ему приказ царя: токаря Андрея Нартова отослать на постоянную работу в царскую токарню. С этих пор выдающийся русский механик еще больше углубился в решение той технической задачи, которую он давно себе задал — не только освободить руку токаря от инструмента-резца, но и автоматизировать рабочее движение инструмента. {12}

Несколько лет проработал Андрей Нартов в токарне царя. И все эти годы настойчиво продолжал он улучшать свое изобретение. Он был очень требователен к себе, к своей работе. То, чего, он добивался, еще не получалось. Зингер, которого Нартов уже давно обогнал в тонком искусстве механика и токаря, участливо расспрашивал его о трудностях, предлагал свою помощь, всячески старался проникнуть в то сокровенное, что таил и вынашивал в себе изобретатель.

В 1718 году царь послал Нартова за границу и дал ему много важных поручений по механическому делу.

Только через два года он вернулся в свою мастерскую. И тут узнал Андрей, что не успел он пересечь границу, как Зингер начал строить новую «махину» для изготовления фигурных изделий. В устройство этой махины он пытался ввести все то, о чем еще в навигацкой школе Нартов рассказывал учителям-иностранцам, о чем нет-нет, а прорывались у него отдельные мысли вслух.

Но у немца ничего не получилось, работа в самом начале остановилась, заглохла...

Нартов решил довести задуманное до конца и осуществить, наконец, уже оформившиеся в его сознании механизмы будущей махины. Еще девять долгих лет упорного труда, непрерывных творческих исканий понадобились ему для решения этой задачи. И вот в 1729 году плавно и точно заработали механизмы новой махины — нового станка.

Как и первое творение Нартова, новая махина была копировальным станком, в котором работали две каретки: Одна из них в своем движении следовала по контуру предмета, подобие которого нужно было изготовить. При этом самые незначительные изменения профиля предмета передавались второй каретке и зажатому в ней инструменту-резцу, который воспроизводил все движения первой каретки и вытачивал из металлической заготовки точную копию образца. Нартов сумел добиться того, что каретка с резцом передвигалась вдоль будущего изделия без какого-либо воздействия токаря на ее механизм, то есть автоматически. Впервые в устройство станка был введен ходовой винт, который до сих пор служит основной деталью токарно-винторезных станков. По этому винту, если он вращался, ходила каретка {13} «держалки». Изобретатель сделал держалку самодействующей, добился того, чтобы ходовой винт вращался и плавно передвигал ее вдоль изделия автоматически — от работающего шпинделя станка.

Токарно-копировальный станок Л. К. Нартова (1718-1729 гг.)

В те времена винты изготовлялись вручную. Кропотливо и долго вырезал металлические витки опытный, высококвалифицированный мастер. Очень дорого обходилась работа. И все же винты получались грубые, недостаточно точные, с неровным шагом.

На станке Нартова можно было осуществить механическое изготовление точных винтов: равномерно перемещающийся резец точно вырезал в металле винтовые канавки. Станок Нартова стал не только токарным, но {14} и винторезным. В наши дни такой станок так и называется токарно-винторезный.

Поперечного движения держалки не требовалось. Вся средняя часть станка с его валом-шпинделем с образцовым изделием и обрабатываемой заготовкой качалась в обе стороны так, что будущее изделие попеременно та придвигалось к резцу, то отодвигалось от него. Это зависело от того, какое движение, в каком направлении совершала первая каретка, которая следовала по контуру образцового предмета.

Так было завершено первое из крупнейших изобретений XVIII столетия.

Изобретенная Нартовым новая деталь механизма металлообрабатывающего станка — «держалка», — полностью освободившая руки рабочего от инструмента и положившая начало автоматизации процесса обработки металла, впоследствии вошла в историю техники под названием супорта.

Успехи русских механиков-станочников того времени не были случайными. В 1719 году тот же Нартов, будучи в заграничной командировке, писал Петру I из Лондона: «Здесь таких токарных мастеров, которые превзошле российских мастеров, не нашел, и чертежи махинам, которые ваше царское величество приказал здесь сделать, я мастерам казал, и оные сделать по ним не могут».

Это подтверждается и фактами, изложенными в следующем рассказе.

Было это в Туле, летом 1714 года, в самый разгар войны со Швецией, когда все больше и больше фузей (ружей) нужно было для русской армии.

Солдат Ораниенбаумского батальона Яков Батищев пришел в этот город мастеров-оружейников с пакетом для местного начальства. Бродил солдат по городу, приглядывался к новому месту, к новым людям, как живут, что делают.

Раскинувшийся на берегу реки Упы большой оружейный «двор» (завод) был изрыт, завален камнем и лесом. Возводились кузницы, мастерские, амбары. Вдоль реки неровной лентой тянулась пыльная улица оружейной слободы — здесь жили и работали туляки-кузнецы, {15} их отцы и деды. От поколения к поколению передавалось изощренное ручное мастерство замочников и ствольщиков, изготовлявших эти основные части старинных пищалей, а ныне — фузей; здесь же жили и работали палашные мастера, которые теперь трудились не только над палашами для петровских драгун, но и над ружейными штыками и солдатскими тесаками.

Многих из туляков из собственных домашних мастерских погнали на оружейный двор работать под присмотром царских мастеров. Другие еще домовничают по-старинке, но и им приказано ответ держать за свою работу перед царскими старостами, сдавать свои изделия «казенным» приемщикам. И горе мастеру-оружейнику, если не выдержаны строго заданные размеры ствола или другой важной части, если присланное в армию оружие оказывалось негодным, если отказывал при выстреле замок или разрывался ствол. На голову виновных обрушивалась вся сила суровых законов, а на мастера, чье клеймо стояло на ружье, — самое тяжкое наказание — казнь.

Вот и теперь навстречу Батищеву двигалась процессия — шло двое караульных, а между ними, понурив голову, брел человек. Когда они поравнялись, Батищев увидел: у человека рабочие, мозолистые руки связаны назад. У порогов своих домов стоят туляки-оружейники, мастера да подмастерья, ученики. Они провожают арестанта сочувственными взглядами, хмуро, негромко разговаривают между собой.