Борис Носик - Прогулки по Парижу. Правый берег

Тут же близ стены – могила уже упомянутой мною княгини Брасовой, невенчанной супруги великого князя Михаила, брата последнего русского императора. Князь был инспектором русской кавалерии, и большевики убили его в Перми еще в 1918 году, а Наталью Шереметьевскую произвел в княжеское звание в эмиграции великий князь Кирилл Владимирович десять лет спустя. Фамилия же эта придуманная – Брасова – осталась от лучших времен. В 1911 году, путешествуя тайно вдвоем по довоенной Европе, великий князь и Наталья записались в книге венского отеля как граф и графиня Брасовы. Вот и осталось новоиспеченной эмигрантской княгине это имя в воспоминание о довоенной Вене…

На кладбище Пасси нет ни регулярного плана, ни линий, ни строгого порядка. Смотритель кладбища месье Антуан может всегда подсказать, куда вам идти. А куда вы хотите, он может угадать по вашему виду и акценту. Он неплохо изучил массовый туристический спрос.

– Японцы, – говорит он, – спешат сфотографировать могилу Клода Дебюсси и бежать дальше. Вы, судя по виду, тоже к Дебюсси, месье…

…К Дебюсси? Можно и к Дебюсси. Он ведь живал в России, потом работал с Дягилевым. Нижинский потряс Париж в его «Послеполуденном сне фавна». Из композиторов здесь еще неподалеку ученик Сен-Санса Габриэль Форе. Гляди-ка, пережил старик Форе молодого импрессиониста Дебюсси… А вон президент Франции Сади Карно.

– Нет, нет, – качает головой месье Антуан, – его уже нет здесь, президента, он теперь в Пантеоне. Зато остался сундучок с его окровавленной одеждой. Его ведь зарезал какой-то анархист на вокзале в Лионе.

А вон в укромном уголке бывший министр, возглавлявший кабинет министров при Клемансо, – Жорж Мандель. Немцы выдали его в 1942-м французской милиции, которая и убила его через два года в лесу Фонтенбло. Исключительно по причине его еврейского происхождения… А это граф Лас-Каз, он записал на Святой Елене свои беседы с Наполеоном.

А вот маршал Фош. Победитель. А вот генерал Хунцигер, петеновский военный министр. Немцы заставили его подписывать акт капитуляции в 1940 году в том самом вагоне, в котором Фош подписывал акт победы в 1918-м. Невеселые игры. Через год униженный генерал Хунцигер попал в авиакатастрофу…

В нынешнем Пушкинском клубе на улице Буасьер, в особняке бывшего партийного общества «Франция- СССР», можно теперь угодить на выставку ювелирных изделий и на распродажу французских вин.

А это что? «Поцелуй». Чувственная скульптура Дуниковского на могиле какого-то его земляка, Антуана Черпликовского, кто он был, не знаю… Тут много отличных скульптур. А вот медальон Родена. Скульптура Осипа Цадкина. А это Октав Мирбо, как же, как же, романист, «Дневник горничной». Надпись на его могильной плите призывает творить добро и избегать ненависти, даже к злым людям…

А вот поэтесса Рене Вивьен. Она была на самом деле Полина Тарн, родилась в Лондоне. Совсем мало пожила бедная женщина. 32 года. Стихи на ее надгробии:

Отчего ж так. Неужто не была ей и жизнь в радость? Бедная, бедная Рене! Но смерть, конечно, надежнее жизни по части безгрешности…

А вот летчики-испытатели. Костес, Беллонте, Розанов. А вот актриса. Совсем молоденькая. Джейн Анрио. Погибла двадцати двух лет от роду при пожаре в «Комеди Франсез».

Снова подходит ко мне смотритель месье Антуан, может, просто тянет его к живому человеку, а может, надеется на скромные знаки дружбы…

– Которые из Южной Америки, – говорит он, – те ищут Эдгара Мане. Румыны всегда своего Георгиу ищут. А бельгийцы отчего-то все – Фернанделя…

– Да, да… Зубастый Фернандель, – я улыбаюсь месье Антуану. – Похож был на моего московского друга Костю…

– А может, вам богатых людей надо?! – предлагает месье Антуан. – Тут их много – Делесер, месье Коньяк-Жей с супругой, все большие филантропы…

– Не надо богатых, – говорю я. – Тут все равны. Но я просто погуляю, месье Антуан, гут столько знакомых, столько воспоминаний. Я здесь как дома…

…От площади Трокадеро и от авеню Президента Уилсона тянутся в сторону площади Звезды (Шарль-де-Голль-Этуаль) улицы, застроенные огромными домами (авеню Иена, Клебер, Марсо), в которых жили когда-то (да и нынче живут) люди состоятельные и знатные. Да и новые богачи здесь селятся тоже. Недаром же несколько лет назад именно на одной из этих авеню (на авеню Марсо) какие-то киллеры (судя по всему, русские) застрелили через бронированное стекло молодого новорусского миллионера, чем сильно озадачили непривычную к таким питерско-чикагским разборкам местную полицию.

На авеню Клебер уже в начале XX века стояли роскошные современные гостиницы вроде отеля «Мерседес» на углу Пресбургской улицы. Здание стиля «ар нуво» построено архитектором Шеданном. Над панорамными окнами его первого этажа – скульптурные изображения автомобиля и автомобилистов, истинная заря новой эры. Рядом (в доме № 19) раньше находился «Отель Кастилии», в котором до 1904 года жила королева Изабелла II. Позднее здесь появился отель «Мажестик», который был куплен государством, оборудовавшим в нем какие-то конференц-залы. И публика не замедлила собраться в этих залах. В июне 1921 года здесь состоялся европейский конгресс Русского национального союза. Присутствующие (их было три сотни) избрали своим председателем известного богослова, сторонника создания православного государства Антона Владимировича Картышева. Конгресс создал постоянный Русский национальный комитет, имевший целью «освобождение России от коммунистического рабства». В этих залах не раз проходили вечера русских писателей – Куприна, Мережковского и Гиппиус, Зайцева, Бальмонта, Бунина. В апреле 1926 года в одном из этих залов собрался под председательством Петра Струве Всемирный русский конгресс, имевший целью консолидацию всех сил, стремящихся к освобождению России от ярма Второго интернационала.

В доме № 52 по авеню Клебер жил некогда государственный деятель и нобелевский лауреат Аристид Бриан, который здесь и умер в 1932 году. В доме № 73 умер литовский поэт Милош. На соседней улице Амелен жил с 1919 года до своей смерти (в 1922 году) Марсель Пруст.

Параллельно авеню Клебер идет улица Лористон. На ней еще и в недавние годы жил писатель Владимир Максимов и помещалась редакция знаменитого эмигрантского (третьей волны русской эмиграции) журнала «Континент». А до того жила на той же улице лихая, остроумная дама, французская писательница, русская эмигрантка, интеллигентная азербайджанка из Баку, взявшая восточный псевдоним Ум Эль-Банин. Семидесятисемилетний Бунин называл ее «газелью» и «черной розой», а она описала этот эпизод последних лет его жизни в очень милой мемуарной книжечке «Последний поединок Бунина». Впрочем, незадолго до этих событий в ее квартирке на улице Лористон жил офицер оккупационной армии, знаменитый немецкий писатель Эрнст Юнгер, которому она поклонялась (как сорок лет спустя поклонялся ему Ф. Миттеран).