Оскар Курганов - Сердца и камни

Гурин тоже покинул трибуну. Он понял, что дальнейшая полемика с Лехтом не принесет ему славы, а может сорвать с него те радикальные одежды, в которые он обычно рядился, когда выступал. К тому же Гурин не хотел брать на себя всю ответственность за подготовленное Туровым решение. В этом деле не все было сделано по-умному, «по-игроцки», как любил выражаться Гурин, и он предпочел не садиться с Туровым, Королевым и Долгиным в одну тележку. Гурин любил сравнивать свою деловую жизнь с охотой. Страстный охотник, он по себе знал всю горечь разочарования, когда облава оказывалась неудачной, а дичь ускользала в чужую сумку. В конце концов, все, что Гурин мог, он сделал. И с достоинством, той же походкой вразвалку вернулся в зал.

Туров провожал его гневным взглядом — не на такую помощь он рассчитывал, когда пригласил его в кабинет, показал проект решения, попросил поддержать, выступить. Нет, не тот уже Гурин, трусоват, стар, мягкотел. Пора бы ему и на пенсию. «Сколько ему лет?» — не мог вспомнить Туров.

В это время в заднем ряду зала он увидел седого человека, поднимавшего руку. «Прошу слова», — слышалось оттуда. И лицо и голос этого человека показались Турову знакомыми, и он решил, что сама судьба посылает ему спасительную помощь.

— Пожалуйста, проходите, — крикнул Туров и показал рукой на трибуну.

Седой человек торопливо прошел через весь зал и как-то неожиданно для всех — шумящих, говорящих, спорящих — появился на трибуне.

— Слово имеет… — запнулся Туров.

— Афанасьев, — подсказал человек на трибуне, поглаживая свои волосы.

— Слово имеет товарищ Афанасьев, — повторил Туров, и сразу же в его острой памяти возникла сухонькая фигура, загорелое, будто сдавленное лицо, виноватая улыбка, быстрый взгляд. Конечно, он встречал этого Афанасьева на железобетонном заводе на Волге, где тот был, кажется, главным технологом. И еще вспомнил Туров — хорошим технологом, его представили приезжему высокому начальству с обычной в таких случаях покровительственной похвалой — познакомьтесь, мол, с нашим богатырем, инженером-технологом, расскажите, Афанасьев, как мы с вами добились ритмичности. Афанасьев вскинул тогда глаза на своего директора и с той же виноватой улыбкой сказал:

— Обычное дело — ничего примечательного.

— Ну, не будем скромничать, — большая рука директора легла на плечо Афанасьева.

Афанасьев отодвинулся от директора — рука его сползла и как-то неестественно повисла.

— Никогда не скромничаю, — отозвался Афанасьев, — но признаюсь — хвалиться нечем. Только начинаем. До ритмичности еще далеко, Сергей Александрович. Простите, если что-нибудь не так.

— Вот они, наши богатыри, — заключил директор, повернувший весь разговор в свою пользу, — дело сделают большое, а рассказать не могут.

Туров вспомнил эту встречу с Афанасьевым и с улыбкой смотрел на него. Если он сам попросил слова, то уж конечно у него есть что-то хорошо проверенное и убедительное. Да и вряд ли этот человек, отдавший всю жизнь железобетону, станет поддерживать силикальцит. Какой прок ему от этого лехтовского камня?

— Я исповедую силикальцит, — вдруг услышал Туров чей-то громкий и звучный баритон и не сразу понял, что это голос Афанасьева. — Да, я исповедую силикальцит, — повторил Афанасьев, — уже шесть лет я тружусь на силикальцитном заводе.

— На каком? — резко спросил Туров.

— Он находится в сорока минутах езды от дома, где мы заседаем, на берегу канала имени Москвы. — Афанасьев поднял фотографию, которую он держал в руках, — как видите, самый обыкновенный речной пароход. Вот-вот, на старом пароходике, отжившем свой век, был оборудован силикальцитный завод. Дезинтегратор, формовка, автоклав, механизация — все, как полагается. Завод выпускает силикальцитные блоки, панели для стен и потолков, лестничные марши и площадки, словом, все необходимые конструкции для жилых домов. Вот они, целый поселок, — Афанасьев поднял еще одну фотографию, — в нем уже живет больше тысячи семей речников. И ст о ят они, эти конструкции, на десять процентов дешевле железобетонных. Вот и все. Простите за мое вторжение на это высокое собрание. Меня на него не приглашали — я сам приехал. Но мне поручили пригласить всех вас — приезжайте на завод и посмотрите. Посмотрите и убедитесь.

И с той же торопливостью, будто боясь кого-то задержать своим присутствием на трибуне, Афанасьев спустился в зал.

Не так-то просто вести собрание, быть его председателем. В особенности если оно должно двигаться по заранее очерченному фарватеру, принять заранее предусмотренное решение и в то же время прослыть демократичным. Председатель должен быть готов к мертвой зыби, когда никто не хочет выступать, а нужно, чтобы собрание прошло живо и активно. Преседатель не должен теряться и во время шторма, когда вокруг бушуют волны, страсти, а стихия вот-вот зальет капитанский мостик. Председатель, наконец, должен действовать твердо, но без нажима, решительно, но и осмотрительно, создать атмосферу волеизъявления, инициативы, и мгновенно пресекать малейшее отклонение от курса, от вычерченной штурманом линии движения корабля. Всем этим Туров владел в совершенстве. И когда Афанасьев (референт Сергея Александровича уже успел молча положить перед ним справку — Михаил Васильевич Афанасьев, инженер, 58 лет, русский, на силикальцитном заводе — шесть лет, подчинен речному пароходству, стало быть, другому ведомству) вернулся в зал своими легкими шагами — чуткое ухо Турова уловило не шаги эти, к тому же заглушённые ковровой дорожкой, а далекие громовые раскаты. Корабль неумолимо двигался к минным полям, и, только совершив умный, ловкий и точный маневр, можно избежать столкновения и взрыва. И в этот момент Туров показал, что председательская слава его — не дутая. Он встал и громко, спокойно сказал:

— Прежде всего я должен поблагодарить — может быть, и от вашего имени — опытного технолога Михаила Васильевича Афанасьева за его интересное сообщение.

В зале зааплодировали — не столько Афанасьеву, сколько Турову за его находчивость.

— Мне довелось встретиться с Михаилом Васильевичем Афанасьевым, — продолжал Туров, — когда он был главным технологом на нашем Волжском железобетонном заводе и творил там — без преувеличения — чудеса. И я твердо убежден, что успехи, о которых говорил здесь Михаил Васильевич, никак не связаны ни с силикальцитом, ни с силикатобетоном, ни с каким другим камнем, а главным образом с высоким инженерным искусством самого Михаила Васильевича Афанасьева. Это как раз тот случай, о котором у нас принято говорить — хороший технолог даже из воздуха сотворит камень. Так что сообщение Михаила Васильевича — надеюсь, он простит меня, — не может повлиять на наши убеждения. Ведь мы с вами должны рассчитывать не на таких выдающихся технологов, как Афанасьев, а на рядовых инженеров на тысяче заводов. И рекомендовать им дезинтегратор, о котором и в шутку, но все же говорят, что в нем не металл разбивает песок, а песок мелет металл, рекомендовать им такую технологию — по меньшей мере легкомысленно. Еще раз благодарю Михаила Васильевича. Теперь как будто все ясно, мы выслушали самые различные точки зрения и можем перейти к решениям. Нет возражений?