Оскар Курганов - Сердца и камни

— Быстро же вы орудуете, — не удержался Тоом.

— Ну, у Турова на это есть свои причины, — игнорируя кольнувшее его словцо «орудуете», сказал Королев. — Помните, Иоханнес Александрович, когда мы с вами докладывали на Комитете, Турову тогда сильно попало, хоть и заочно, но ему все передали. Теперь он полностью оправдался и даже взял реванш.

— Реванш, — повторил Лехт, — реваншист Туров. Так, что ли?

— Ну, не будем цепляться за слова — дело не в них.

Королев помолчал, подошел к окну, вновь вернулся к столу и тихо, вкрадчиво, с опаской предложил:

— Бог с ним, с Туровым, оставим его. У нас с вами более важные заботы — наука, новый бесцементный камень. Почему бы вам всем не остаться в институте, мы дадим вам лучшие лаборатории, создадим условия… Но изучать вы будете, естественно, не дезинтегратор, а шаровую мельницу, не силикальцит, а силикатобетон. Вы представляете, какой вы нанесете удар своим недругам таким мудрым шагом…

— И друзьям, — сказал Лехт.

— Как? — не понял Королев.

— Не меньший удар — и друзьям силикальцита, — повторил Лехт и потянулся за бутылкой грузинского вина, начал почему-то внимательно читать этикетку на ней.

— Мы тоже это советовали Лехту, — неожиданно весело заговорил Тоом, — убеждали его, но он почему-то не слушает нас. В конце концов, что можно было получить от этого силикальцита, он уже получил, — не обращая внимания на свирепый взгляд Ванаса, продолжал он, загибая один палец за другим, — премию, звания — доктора технических наук и заслуженного деятеля науки, интересные заграничные поездки, чуть ли не мировую славу в строительном мире, большой хороший дом вблизи Таллина, в Меривалья, машину… Что еще? Ну, конечно, уважение и благодарность людей, живущих в силикальцитных домах. Что еще нужно Лехту? — Тоом вплотную подошел к Королеву, и тот невольно начал пятиться к стене.

Лехт же вспомнил рассказ Людмилы Ивановны о мечтах Королева и по достоинству оценил иронию Тоома. Но, увидев свирепое, искаженное злобой лицо своего друга, вскочил со стула, налил вино в бокалы и пошел с ними к Тоому и Королеву.

Тоом схватил бокал и, наседая на Королева, крикнул:

— Давайте выпьем за силикальцит.

В эту минуту Королев пожалел, что после ужина с друзьями в ресторане он пошел искать Лехта. Вот что он получил за свое великодушие. Даже не Лехт, а его помощник, начальник лаборатории, еще ничего не сделавший в науке, ведет с ним разговор в ироническом, издевательском тоне. Они хотят прослыть мучениками, а его и Долгина представить инквизиторами. Но кто им поверит — разве их сомнительные друзья, вроде Афанасьева и Рязанцева. А Лехт, тот все время молчал. Не счел нужным снизойти до разговора с Королевым. Какие-то ничего не значащие междометия, короткие фразы, улыбки — так обычно он, Королев, беседует с третьестепенным ассистентом в своем институте, где каждое его слово передается из уст в уста, воспринимается как непререкаемый закон. Ничего, он еще покажет и Лехту, и этому Тоому, и Ванасу, как надо держать себя с ним, профессором Королевым, они еще пожалеют об этом ночном балагане.

— Тост за силикальцит, — настаивал Тоом.

Королев отстранил его руку с бокалом.

— Все равно от этого тоста вам всем не уйти, — Тоом улыбнулся, — ну, не теперь, так через год, через… через десять лет. Но вам придется…

— Оставим это, — вмешался Лехт, — в любых случаях и в любое время отступничество — это последняя степень человеческого падения.

— В споре о простых камнях, — Королев уже стоял в дверях, собираясь уйти, — вряд ли уместно это слово — отступничество… Не будьте фанатиками…

— Нет, Михаил Борисович, — Лехт нервно зашагал по комнате, — нет, вы должны знать, что только фанатики своего дела могут добиться каких-то успехов… Не только в науке.

— В данном случае мы говорим о двух камнях — и только, — Королев пытался вернуть Лехта на ту твердую землю, на которой сам стоял. — Иногда самые невероятные предложения могут оказаться и самыми разумными. — Он помолчал и кивнул головой в сторону Тоома: — Ваш друг, кажется, довольно точно, по пальцам, перечислил всё… Именно всего этого вы можете лишиться… А я предлагаю вам…

— Вы знаете, как в джунглях ловят обезьян? — перебил его Лехт и, увидев недоумение на лице Королева, с добродушной усмешкой продолжал: — Я вам напомню, Михаил Борисович. В большой ящик с узким отверстием, чтобы обезьяна могла только просунуть ладонь, насыпают много сладостей. Обезьяна их очень любит, подбегает к ящику, просовывает руку, набирает полную горсть, но кулак уже через отверстие не проходит. Она может, конечно, отказаться от всех лакомых вещей и снова обрести свободу. Но обезьяна не может расстаться со сладостями — она цепко держит их. Вот тут-то и приходит охотник, водворяет обезьяну в клетку. Иногда, более крупным и капризным обезьянам, ставят в клетку и весь ящик со сладостями. Вот так, Михаил Борисович. Неужели мы вам чем-то напоминаем обезьян? Поверьте мне — вы ошибаетесь.

— Простите, Иоханнес Александрович, — Королев был поражен решимостью Лехта, — я не думал, что разговор наш примет такой оборот. Желаю успеха.

И, уже открыв двери, властным и жестким тоном напомнил:

— Жду вас в десять утра.

— Нет, для меня это поздно, — ответил Лехт, — без пяти девять буду у Турова.

На этот раз Туров предложил Лехту сесть, поинтересовался его здоровьем, благополучием семьи и как бы между прочим, как о чем-то не существенном, сказал:

— Мы тут посоветовались и пришли к выводу, что, поскольку силикальцит и дезинтегратор признаны бесперспективными… У нас, конечно, и на данном этапе… каждая фирма, как говорится, выбирает то, что ей по душе… Поскольку это так, то нет смысла содержать такой большой институт… Я имею в виду Институт силикальцита…

— Я пришел к вам по этому поводу, Сергей Александрович, — начал Лехт подготовленный вместе с Ванасом и Тоомом разговор, — именно теперь больше всего нужен крупный научный центр… Мы будем на полной самоокупаемости — ни одного рубля не просим у государства. Будем проектировать и налаживать заводы, а на эти деньги — содержать лаборатории и продолжать исследования… В самое ближайшее время вы убедитесь…

— Постойте, постойте, — перебил его Туров, — вы так рассуждаете, будто никакого технического совета никогда не было. Но раз все признали, что дело бесперспективное, то о чем может идти речь… Я уже доложил, — Туров поднял палец вверх, — совершенно объективно, можете не сомневаться… Так какой же теперь смысл в том, что вы мне скажете или я вам скажу…

Туров причислял Лехта к тому «опасному племени неуправляемых людей», которые способны в любой момент на «отсебятину». «Отсебятиной» же Туров называл не только неугодные ему речи, но и совершенно неожиданные поступки. Вот почему он с опаской говорил с сидевшим в кресле человеке с «отсебятиной», — кто его знает, на что он может решиться. Но Лехт слушал его терпеливо и сдержанно. И Туров продолжал: