Николай Варенцов - Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

Елизавету Николаевну мне не пришлось видеть: она скончалась раньше, чем я родился.

Фамилия Козновых, как передавал Лука Лукич, происходила от двух братьев, его предков, живших в своем имении, когда были захвачены бандой Пугачева, приведены к нему, и он потребовал, чтобы они присягнули и поцеловали руку у него; старший отказался и немедленно был повешен здесь же; младший брат, видя таковую расправу с братом, по малодушию присягнул ему. Когда Пугачев был захвачен, то меньшой брат был предан суду и приговорен был к повешению. После чего оставшихся! их детей начали называть «козненных», а потом на все время за ними утвердилась фамилия Козновы.

Третья сестра отца, Любовь Николаевна, вышла замуж за крупного чиновника, имеющего св. Владимира на шее 4. Я ее тоже не помню, так как она тоже скончалась до моего рождения.

Четвертая сестра, Мария Николаевна, вышла замуж за инженера Самойленко. Под старость она сделалась душевнобольной и скончалась в Варшаве в больнице св. Иисуса.

Пятая сестра, Александра Николаевна, вышла замуж за доктора Дмитрия Михайловича Рахманова, большую часть жизни, во время ее замужества, прожила в городе Гомеле, а последние года в Москве.

Из чего видно, что дед мой Николай Маркович предпочитал выдавать своих дочерей за дворян. Думаю, что это делалось им потому, что он любил людей образованных, а не таких грубых и распущенных, как были в то время сыновья богатых купцов, видя пример от своего первого зятя Ивана Петровича Алексеева.

Младший из детей моего деда был Николай Николаевич, родившийся в 1838 году. Учился он в Практической академии коммерческих наук 1, которую кончил блестяще, получив золотую медаль; после чего поступил в Московский университет на юридический факультет, который кончил отлично.

Николай Николаевич был красивый, высокого роста брюнет, хорошо сложенный, говорят, у него были красивые глаза, но он носил синие очки, не дававшие возможности рассмотреть его глаза; он был хорошо образован, свободно говорил по-французски, сын богатого человека — все ему, казалось, в жизни улыбалось, и думалось, что из него выйдет большой человек.

По окончании университета, приблизительно в 1858–1859 годах, когда суд еще был дореформенный, где процветало лихоимство и взяточничество, Николаю Николаевичу было предложено занять какое-то высокое положение, причем дали понять, что он это место может занять, если им будет уплачено 5 тысяч рублей лицу, от которого зависит назначение. Он обратился к отцу с просьбой дать ему 5 тысяч рублей. Николай Маркович наотрез ему в этом отказал, сказав: «Ты получил хорошее образование, начинай с маленькой должности и своим трудом добивайся высшего положения, а не взятками. Хорошо будет государство, где должности могут приобретаться взятками!» Этот отказ отца повлиял на Николая Николаевича скверно, он не поступил на место и жил, ничего не делая, развлекаясь среди своих знакомых и друзей. Влюбился в одну вдову с детьми, решил на ней жениться, обратился к отцу за разрешением на этот брак. Отец ему не дал согласия, сказав: «Прежде чем жениться на вдове, да еще с детьми, нужно тебе обеспечить себя местом, чтобы иметь возможность содержать их, а не жить на средства отца!»

Этот решительный отказ отца окончательно выбил его из колеи, он бросил круг своих знакомых, уединился и сделался угрюмым и задумчивым. Он жил с отцом, получая от него стол и 50 рублей в месяц на его личные расходы.

По всей видимости, его ипохондрия развилась от угнетающей мысли составить себе капитал и быть независимым от отца, и действительно он скопил к кончине отца 5 тысяч рублей от получаемых им 50 рублей в месяц, что показывает, что он на себя расходовал чрезвычайно мало. И вот из него, подававшего большие надежды, вышел тусклый, скучный человек, со всеми признаками душевной болезни.

Его сестра Софья Николаевна, изредка навещавшая Николая Николаевича, рассказывала: «Заставала его сидящего в его комнате, с надетой шубой, шапкой на голове и ботиках, с жалобами на отца, что его помещение плохо отапливается». Между тем Софья Николаевна уверяла, что в комнате было так жарко, что с ней чуть не сделалось дурно. Потом она была у него как-то во время обеда, Николай Николаевич жаловался, что отец его плохо кормит, в неделю по нескольку раз дает ему щи со свининой. Между тем Софья Николаевна уверяла, что обед был превосходный, хорошо приготовленный.

После кончины деда мне приходилось часто бывать у Николая Николаевича по общему с ним родовому наследству, и его странности меня в некотором роде забавляли. Николай Николаевич из дома, где он жил с дедом, переехал в дом, только что выстроенный перед самой смертью деда в черновом виде, а внутреннюю отделку производил Николай Николаевич. Он занял квартирку в три комнатки с кухней. В трех комнатах разместился сам, а в кухне поместил что-то вроде лакея, услужливого и, как казалось, хорошего человека. Квартира им была довольно уютно обставлена вещами, оставшимися от деда; громоздкие вещи им были проданы. На стенах висели портреты его предков, на шкапчиках стояли дорогие старинные французские бронзовые черные часы, канделябры, на окнах цветы, высокий фикус стоял в углу с крупными своими листами. Но через несколько месяцев вся эта обстановка превратилась Бог знает во что: засохшие цветы стояли без листьев, на ветвях фикуса висели домашние вещи, со штанами и шляпой; на столе стояла посуда, обыкновенно помещающаяся под кроватью, рядом с ней сахарница и вакса со щетками для сапог; на полу близ фикуса под висевшими штанами стояла грязная посуда с объедками, и на тарелке я заметил свесившийся носок; диван, кресла были завалены французскими книгами, нужно думать, взятыми Николаем Николаевичем у моего отца после его кончины, о чем мне говорила матушка, жалуясь, что он не вернул их, как обещался; между книгами торчала кухонная посуда; картины висели вкривь и вкось, и все было покрыто толстым слоем пыли и бесчисленными окурками. Было видно, что комнаты никогда не убирались по строгому приказанию хозяина; понятно, лакей был доволен этому приказу и в точности его исполнял; все обязанности лакея были отпереть и запереть дверь, утром подать самовар, молоко и булку. Николай Николаевич уходил из дома в 12 часов и возвращался поздно домой, а потому лакей катался как сыр в масле, с установившимися хорошими отношениями между ним и хозяином. Но на горе лакея, к нему из деревни приехала жена и с дозволения Николая Николаевича осталась у мужа погостить. Как-то ее муж ушел по каким-то делам из квартиры, жена по любопытству отправилась посмотреть комнаты хозяина и, несомненно, пришла в ужас от всего, что она увидала; желая отблагодарить чем-нибудь хозяина, разрешившего ей пожить с мужем, она решила привести все в порядок: нагрела кипятку, вымыла полы, убрала окурки, уничтожила пыль, картины повесила прямо, предполагая, что Николай Николаевич оценит ее труды.