Георгий Бабат - Магнетрон

— Нам всем дома так этого хотелось! — сказала Любаша. — Комсомол очень укрепит его характер.

Григория Рогова в цехе не было.

Веснин пошел в заводскую столовую, пообедал, или, точнее сказать, поужинал. Ему захотелось как можно скорее очутиться за своим письменным столом дома, снова посмотреть свои записи и попытаться еще раз, хотя вчерне, сформулировать суть той технической задачи, которую он взялся решить.

Поступив на завод, Веснин получил в заводском доме комнату вместе с инженером Роговым. Во второй проходной комнате этой заводской квартиры жили еще два молодых инженера: механик машиностроительного цеха Рома Дульцин и конструктор электромонтажного цеха Митя Матушкин. Они оба имели в качестве коллективной собственности аккордеон и скрипку.

Привыкший работать в шумном цехе, Веснин и дома у себя не требовал тишины. Но против скрипки взбунтовался даже сдержанный Рогов.

— Аккордеону еще можно простить некоторую визгливость тембра и хрипоту на басовых нотах, — говорил Рогов, — но скрипка в неопытных руках категорически недопустима.

С этими доводами Дульцину и Матушкину невозможно было спорить — оба были скрипачами-самоучками. Скрипку, приобретенную по случаю в магазине уцененных вещей, убрали. Но в квартире от этого не стало тише.

Взбежав вверх по лестнице, Веснин еще за входной дверью услышал знакомые дребезжащие и визгливые звуки разбитого аккордеона. Он не думал, что так обрадуется этой музыке.

Он открыл дверь своим ключом, оставил чемодан в передней и постучал в комнату, из которой слышалась исполняемая мужским хором песня. Никто из певцов не ответил на стук. Веснин вошел и увидел троих своих сожителей, поглощенных спевкой.

— Ночевала тучка, тучка золота-а-я-аа… — перебирая клавиши аккордеона, тянул своим дребезжащим тенором Рома Дульцин.

Ему с полной серьезностью, очень старательно выводя рулады, вторил Митя Матушкин:

— На груди утеса, утеса-велика-а-а-а-ана-а!

Но все перекрывал могучий бас полного, кудрявого сибиряка Рогова.

— Утром в путь она пустилась рано-о-о-о-ооо… — гудел он с сильным ударением на букву «о».

Поздоровавшись с Весниным, все трое продолжали свое занятие.

Веснин вспомнил, что миловидная мастер линейки в цехе радиоламп Любаша Мухартова часто сетовала на отсутствие мужских голосов в самодеятельном заводском хоре.

«Жаль, что эти голоса нельзя привлечь в порядке комсомольской дисциплины. Нет, кроме шуток, — прибавляла она, — нельзя же весь репертуар строить на хоре девушек из первого действия оперы „Евгений Онегин“! А дальше, чем „Разгуляйтесь, девицы, разыграйтесь, милые…“, на одних женских голосах не уедешь».

Всем было известно, что «Тучка» — любимая песня Любаши.

«А как запоем, досада берет, — жаловалась она даже Веснину: — уж очень жидко у нас это получается».

Слушая, как Рогов, окая, тосковал по умчавшейся тучке, Веснин улыбнулся. Очевидно, за время его отсутствия в составе заводского хора уже произошли или готовились произойти большие перемены. Молодые люди разучивали «Тучку» с полной серьезностью, по нотам.

Помывшись, Веснин почувствовал себя отдохнувшим и сел к письменному столу. Этот присланный из Киева бывший отцовский большой письменный стол с широкими ящиками и толстым настольным стеклом Веснин любил почти как живое существо. Под стеклом лежали высушенные цветы белых и красных флоксов. Цветы присылали ему в письмах сёстры.

Веснин вел записи на одной стороне листка, а потом любил раскладывать наподобие пасьянса на столе все написанное. Таким образом, он мог сразу видеть все варианты очередной своей идеи.

Такая привычка осталась у него со школьных лет. Он прочитал тогда в биографии Менделеева, как работал этот великий ученый, создавая свою периодическую систему элементов. Менделеев выписал для каждого элемента его атомный вес и основные свойства на отдельный листок и затем сопоставлял и комбинировал эти листки. Веснин пользовался этим методом и в институте, составляя конспекты, и теперь, когда он уже работал на заводе.

Он разложил перед собой на столе листки с нарисованными на них дисками и подковками, среди которых должен был, по его предположению, закрутиться электронный вихрь.

Одновременный обзор и сопоставление сразу многих данных, относящихся к исследуемой проблеме, — метод, выросший из детского подражания Менделееву, — неизменно помогал Веснину собраться с мыслями, сосредоточиться в любой обстановке. Под звуки аккордеона и пение товарищей он разбирал свои диски и подковки, подковки и диски — схемы, набросанные в поезде карандашом на листках блокнота.

«Да, Рубель прав, — думал он. — Очень трудно не то что решить, но даже сформулировать суть задачи».

По мере того как он перекладывал с места на место свои листки, тасовал их и вновь раскладывал, ему казалось, что он все яснее представляет себе, в каком направлении следует вести опыты.

«Размеры любого современного электронного генератора во много раз меньше, чем длина создаваемой этим генератором электромагнитной волны… В этих генераторах размеры пространства, где взаимодействуют электроны и поле, малы по сравнению с длиной волны…»

Он подчеркнул синим карандашом только что написанную фразу и подпер подбородок кулаками.

«Но что из этого следует?»

Внезапно наступившая тишина в соседней комнате отвлекла его от мыслей о генераторе.

— Что у вас там? Дурак родился или тихий ангел пролетел? — крикнул Веснин, отворив дверь.

— Да ты, вроде, работаешь — отозвался Рогов.

— Когда вы кричите, я ничего не слышу. Это до сознания нё доходит. А когда вы шепчетесь, я поневоле прислушиваюсь. Шепот отвлекает меня.

Веснин не шутил. В читальне он обычно долго не мог сосредоточиться именно из-за этой так усердно охраняемой персоналом и строго соблюдаемой читателями тишины.

— Ты устал с дороги. Тебе надо выспаться. Утро вечера мудренее, — сказал Рогов.

А Рома Дульцин начал наигрывать: «Спи, моя радость, усни, усни-и, усни-и-и-и…»

— Завтра выходной, — вспомнил Веснин.

Он собрал со стола свои листки, сунул их в ящик и тут только увидел, что в ящике лежит письмо из Киева. У них с Роговым было условие: письма, если получателя нет дома, складывать в средний ящик принадлежащего адресату стола.

Большой каштан под окнами нашего дома зачах , — сообщала мать. — Дерево прижгли случайно, когда асфальтировали Владимирскую улицу…