ВЕРТОЛЁТ 1999 04

В 1950 году на Б.Н. Юрьева было возложено руководство лабораторией прикладной аэродинамики Института механики АН СССР. Важное место в его деятельности занимала активная работа в области истории авиационной науки и техники, многое сделано им для развития авиационного образования в нашей стране. Он возглавлял комиссию по истории техники при бюро Отделения технических наук АН СССР, а в 1953 году стал членом совета Института истории естествознания и техники АН СССР.

Жизненный путь академика Б.Н. Юрьева завершился 14 марта 1957 года.

В XX веке — веке узких специализаций ученых такого масштаба можно пересчитать по пальцам одной руки. Жуковский, Ландау, Капица. И, конечно, академик Борис Николаевич Юрьев.

РенатУТИКЕЕВ

О Борисе Николаевиче Юрьеве написано очень много. Недавно вышла уже третья книга биографического характера, в которой авторы пытаются ответить на один вопрос: в чем секрет таланта этого выдающегося ученого? Нам кажется, что ответить на этот вопрос невозможно без рассказа о его человеческих качествах. Поэтому мы хотим предложить вам воспоминания о встречах с академиком Юрьевым ветерана КБ «Камов» Л.Ф. Бартакова и профессора Е.И. Ружицкого.

Впервые я увидел Б.Н. Юрьева 1 сентября 1952 года в главной аудитории самолетостроительного факультета МАИ, где состоялась встреча первокурсников с профессорско-преподавательским составом.

Такие встречи вели свое начало от так называемых «зазывных» лекций в МВТУ, на которых Н.Е. Жуковский и его ученики агитировали студентов переходить на специальность авиационного инженера. Очевидцы рассказывали, что очень эффективно в этом направлении работал Б.Н. Юрьев. Не была исключением и эта встреча. Выступало много преподавателей, но, честно скажу, я уже не помню, о чем они конкретно говорили. Речь же Б.Н. Юрьева запомнилась на всю жизнь.

Он говорил о том, что авиация — это передний край науки и техники, она концентрирует все передовые идеи и достижения смежных и даже вроде бы далеких от нее областей техники, а поэтому именно здесь возможен поражающий воображение прогресс. Давно ли чудом казались полеты на аппаратах, сделанных из деревянных реечек и полотна, а сегодня человеку покоряются сверхзвуковые скорости. И все это за каких-то 50 лет! «Дальнейший прогресс зависит целиком от вас: какими будете вы — такой будет и авиация. Если хотите, чтобы прогресс авиации был непрерывным, вы должны ежедневно, ежечасно пополнять свои знания. Остановились на мгновение — и вы отстали. Вы, как губка, должны впитывать все новое, передовое. Современный самолет — это не только двигатель, планер, приборы. Это и сложнейшая автоматика. На современном бомбардировщике, например, огнем оружия управляет устройство, состоящее из десятков радиоламп!» — говорил Юрьев.

Сегодня последняя фраза из выступления пятидесятилетней давности вызывает улыбку. Но вспомните, тогда в квартирах москвичей только что появились телевизоры КВН-49, а приемник с тремя радиолампами был почти чудом. И потому автоматика с десятком радиоламп была тоже чудом. Слова «кибернетика» тогда еще не существовало, мы кончали МАИ, не прослушав даже курса основ автоматического регулирования. Сегодня на вертолет «стучатся» экспертные системы с элементами искусственного интеллекта, нас уже не устраивает ЭВМ БЭСМ-6 с миллионом операций в секунду.

Не скажу, что я и большинство моих товарищей часто вспоминали ту речь Бориса Николаевича, но то, что каждодневно старались действовать в соответствии с ней — это точно. Уверен, что и для последующих поколений вертолетчиков она не утратила своей актуальности.

Мне не один раз после этого довелось встречаться с Борисом Николаевичем. На младших курсах я занимался в секции экспериментального авиамоделизма. Нам хотелось получить достоверные характеристики авиамодельных профилей. Продувки в трубе не годились — поток там был более турбулентным, чем в натуре. И мы, студенты, придумали метод косвенного определения качества профиля: перед расчерченной на квадраты стеной с катапульты запускали модель с крылом исследуемого профиля, и по траектории полета определяли качество. Но вот загвоздка — нужен был фотоаппарат, желательно «Зенит», а его не было. И мы отправились к начальнику кафедры академику Б.Н. Юрьеву с просьбой помочь нам выбить средства на приобретение фотокамеры.

Никогда не забуду, как внимательно и серьезно слушал нас Борис Николаевич. Задал массу вопросов, дал несколько хороших советов, но ходатайство о выделении средств на приобретение подписывать не стал. «У вас все готово к работе, а фотоаппарат таким путем вы получите не скоро. Сколько он стоит?» После того, как мы назвали сумму, он вынул бумажник, отсчитал деньги и передал старосте нашего кружка.

Как раскомплектовывают импортное оборудование и присваивают входящие в его состав японские зеркальные фотокамеры, я видел, но чтобы покупали фотокамеру студентам за свой счет, я, честно скажу, видел первый и последний раз. Правда, тогда это воспринималось вполне естественно.

Борис Николаевич, как я теперь понимаю, очень уважительно относился к студенту — как к равному. Отношение это было искренним, не показным. Конечно, кто такой Юрьев, мы все знали (я, например, узнал это еще в школе из замечательной книги Льва Гумилевского «Крылья Родины», в которой на очень хорошем уровне была изложена история нашей авиации). И тем не менее, он, академик, был прост и доступен в общении.

На старших курсах мы любили бывать в «дипломке». Нам даже разрешалось иногда обводить листы. Каких только «прожектов» не насмотрелись. Интересно было наблюдать реакцию Бориса Николаевича на них. Он уже болел, плохо видел. В «дипломку» он приходил с большим увеличительным стеклом. Весь лист сразу он видеть не мог и потому низко к нему наклонялся и долго, внимательно рассматривал его по частям. Оторвавшись от листа, он с ободряющей улыбкой смотрел на дипломника и, как правило, восклицал: «Гениально!» Ну могли ли быть после этого у нас «сачки» и лодыри?

Можно до бесконечности рассказывать о его лекциях и книгах (какое уже поколение аэродинамиков изучает индуктивное сопротивление, теорию крыла конечного размаха по второй части «Экспериментальной аэродинамики» Юрьева!), о его мужестве, принципиальности (прочтите его статью в «Технике воздушного флота» об отставании нашей теоретической аэродинамики, написанную сразу после гражданской войны), но рамки этой статьи не позволяют. А потому я заканчиваю ее тем, о чем сегодня нельзя не сказать: для нашего и последующих поколений Борис Николаевич Юрьев остается символом стойкости, целеустремленности, бесконечной преданности выбранному делу. Были у него и ошибки, и неудачи, били его: иногда за дело, чаще всего — несправедливо. Но он не озлобился, не сломался, не опустил руки, не обиделся. Продолжал настойчиво убеждать, доказывать на всех уровнях и во всех инстанциях правоту своего дела. Вспомните: закрывают после неудачи КБ, руководимое И.П. Братухиным, — его «родное» КБ, он поддерживает новое, руководимое «конкурентом» М.Л. Милем, потому что для Юрьева дело всегда было важнее личных амбиций.