Нил Блэндфорд - Величайшие в мире злодеи

Миллионы французов жили в страхе услышать стук в дверь посреди ночи, означавший арест. Шпионы Робеспьера были повсюду, а его помощники заставляли думать, что кошмар, в котором погрязла Франция, не закончится никогда. «Свобода должна победить любой ценой, — заявлял Луи де Сен-Жюст, прозванный Робеспьеровским Ангелом Смерти. — Мы должны применять железо, чтобы править теми, кем нельзя править при помощи правосудия, — прибавлял он. — Нужно наказывать не только изменников, но также и равнодушных».

В начале 1794 года Робеспьер арестовал более двадцати членов конвента, подозреваемых в критическом отношении к ходу революции. Одним из них был Камиль Демулен. Робеспьер некогда стал крестным отцом его сына, но это ничего не меняло. Демулен сказал: «Любовь страны не может возникнуть, когда человек не имеет ни сострадания, ни любви к своим соотечественникам, а только лишь высохшую и увядшую от самовосхваления душу». Он не назвал имен, но всем было понятно, кто имеется в виду. Сен-Жюст парировал: «Человек виновен в преступлении против Республики, когда испытывает сострадание к преступникам. Он виновен, потому что не желает торжества добродетели». Демулен умер, как и его двадцатитрехлетняя жена, которую казнили за то, что она молила Робеспьера о помиловании мужа.

Дантон тоже попал в число злосчастных детей, которых породила и поглотила революция. Робеспьер счел, что знаменитый любитель женщин никогда не сможет стать достойным борцом за свободу. Дантон признался друзьям, что не станет сражаться со своим обвинителем, «потому что и так уже пролилось слишком много крови». «Я учредил революционный трибунал, — добавил он. — Теперь я молю Бога и людей, чтобы они простили меня за это».

Покончив со своими главными потенциальными противниками, Робеспьер снова принялся за расправы. Комитет Общественного Спасения провозгласил, что отныне единственной мерой наказания, выносимой им, будет смертная казнь. Адвокаты, свидетели и предварительные расследования были упразднены. Официальные лица заявили: «Для того чтобы гражданин стал подозреваемым, достаточно, чтобы его обвинили». Новые сотни аристократов взошли на эшафот. В одном Париже погибло тысяча триста человек. «Если мы остановимся слишком рано, мы погибнем, — провозгласил Робеспьер с трибуны конвента. — Свобода будет завтра же задушена».

Однако все больше и больше делегатов конвента разделяли запоздалое отвращение Дантона к убийствам, и в конце концов у них хватило мужества открыто выступить против Робеспьера. На двадцать четыре часа конвент раскололся. Обе стороны конфликта издали постановления об аресте оппонентов. Окончательное голосование оказалось не в пользу Робеспьера, Сен-Жюста и восемнадцати их ближайших помощников. Но в образовавшейся суматохе войска, получившие приказ сопровождать Робеспьера в тюрьму, оказались верны ему и укрыли своего опального лидера в безопасном месте. Конвент командировал других солдат, чтобы взять Робеспьера под стражу. Когда они ворвались к нему в комнату, завязалась перестрелка и Робеспьер был ранен в щеку. На следующий день, 28 июля 1794 года, когда революционный трибунал вынес ему смертный приговор, бывший диктатор был в агонии. Несколько часов спустя повозка повезла арестованных к гильотине, ненадолго притормозив около дома Робеспьера, дожидаясь, пока мальчик густо вымажет дверь кровью из мясной лавки. Робеспьер умер последним. Когда подошла его очередь, одна женщина выкрикнула из толпы: «Ты — чудовище, восставшее из ада! Отправляйся назад в могилу, и пусть придавит тебя покрепче проклятье жен и матерей Франции».

Революционный режим отомстил сам себе смертью Робеспьера и его последователей. Многие предстали перед судом и были казнены. 16 ноября Каррье отправился на гильотину. Сотни палачей, оказавшиеся в тюрьмах, стали жертвами судов линча по всей стране. Народная революция завершилась.

Франция дорогой ценой расплатилась за то, что позволила людям, подобным Марату и Робеспьеру, вести себя к светлой мечте о свободе, равенстве и братстве.

Вполне возможно, что преподобный Джим Джонс поначалу действительно был внимательным, искренним религиозным лидером, защищавшим бедных и униженных. Тысячи верующих, вдохновленных проповедями отца Джима о братстве и справедливости, становились его преданной паствой. Политические и гражданские лидеры прославляли Джонса как самозабвенного, неустанного труженика, жертвовавшего своими личными интересами ради построения лучшего общества для миллионов жителей Соединенных Штатов.

Но в какой-то момент произошел перелом и все изменилось.

Из доброго пастыря Джонс превратился в тирана, из священника — в извращенного палача. В конечном итоге он обрек около тысячи человек своей паствы на кошмарное существование в тропических джунглях Южной Америки, пообещав построить для них рай на земле. Когда обеспокоенные родственники стали наводить справки о судьбе, постигшей их близких в поселении Джонстаун, отцу Джиму пришлось убить любопытных визитеров, чтобы они не смогли поведать миру правду о том аде, который он устроил во имя прогресса и гуманности.

Когда его религиозная империя рухнула под грузом ужасных страданий, свалившихся на последователей преподобного Джима Джонса, он приказал всем совершить массовое самоубийство.

Распевая гимны, пожилые женщины и молодожены радостно пили отравленную мышьяком «святую воду». Заботливые родители поили своих детей сладкой смесью из яда и лимонада. А тем, у кого не выдерживали нервы, старейшины церкви Джонса услужливо перерезали горло или пускали в голову пули тридцать восьмого калибра. Вся община погибла.

Джим Уоррен Джонс родился 13 мая 1931 года в маленьком фермерском городке Линн в штате Индиана. Он рос несчастным, одиноким ребенком. Его отец был ветераном первой мировой войны, страдавшим неизлечимой легочной болезнью, который не мог предложить своей семье ничего, кроме скромной правительственной пенсии. Обозленный и частично изувеченный, он отдавал все силы на поддержку своей любимой политической организации — расистского Клу-клукс-клана.

Мать Джонса, Линетта, вынуждена была пойти работать на фабрику, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Будучи уже взрослым человеком, Джонс утверждал, что его мать была чистокровной индианкой из племени Чероки. Скорее всего, именно от нее он унаследовал смуглую кожу и приятные черты лица. С ранних лет он проявлял тягу к проповедничеству идей, противоположных расистской философии отца. В школе он не отличался успеваемостью и учился вполне посредственно, однако выказывал недюжинный интерес к изучению Библии. Пока его школьные товарищи тратили свою энергию на футбольных полях, маленький Джонс на крылечке обветшавшего родительского домика читал проповеди прохожим.