Питер Брайан Медавар - Советы молодому ученому [litres]

Разумеется, никакое количество запретов не породит положительного результата, но все же перечислю практики, которых определенно стоит избегать. В частности, из немецкого языка в американский английский проникла практика употребления отглагольных существительных, и порой их даже, так сказать, нанизывают друг на друга, производя на свет чудовищное нагромождение, грозящее вот-вот развалиться. Опытный лингвист (правда, известный любитель преувеличивать) поведал мне однажды, что в немецком имеется одно громоздкое существительное, заменяющее нашу фразу «вдова человека, который продавал билеты со скидкой на посещение зоопарка по воскресеньям». Это, конечно, байка, но она отлично иллюстрирует мой посыл, и, пусть мне самому, хвала Небесам, не попадались фразы вроде «vegetable oil polyunsaturated fatty acid guinea pig skin delayed type hypersensitivity reaction properties» [81] Авторский пример сознательно оставлен без перевода, так как грамматический строй русского языка не позволяет адекватно передать это нагромождение существительных, выступающих в качестве прилагательных, которые все являются определениями к последнему слову предложения. , должен признать, что порой встречаю в научных статьях лишь чуть менее пугающие словесные конструкции. Именно поэтому многие редакторы журналов сознательно ограничивают длину статей, и ученый, способный употребить одно слово взамен целого десятка, наверняка будет ими обласкан.

Другое важное правило (важное как минимум для медицинских специалистов) заключается в том, что нельзя упоминать об инфицировании мышей, крыс или иных лабораторных животных. К слову, найдется мало игл, достаточно крупных для того, чтобы инфицировать мышей. («Мышей инфицировали кроличьим сывороточным альбумином в сочетании с адьювантом Фрейнда» – читаем мы в статье и сразу слышим голос возмущенной общественности: «Да разве так можно?!») Допускается делать мышам инъекции или вводить какие-то препараты. Скажете, я придираюсь? Быть может, и да, однако изобилие подобных стилистических погрешностей в тексте статьи, сколь угодно внятной и значимой, создает ощущение неряшливости. Также следует по возможности отказываться от клишированных словосочетаний («роль, которую играют адренокортикальные гормоны в обеспечении иммунитета»); почему бы не написать просто: «Адренокортикальные гормоны влияют на…»? Еще обращайте внимание на предлоги и предложные обороты: регулирование электролитов в теле осуществляется надпочечниками, а не при посредстве надпочечников, и мы терпимы (или нетерпимы) к ошибкам, а не в ошибках вкуса – и т. д.

Будем помнить и о том, что стилистически правильная статья по теме всегда окажется короче стилистически неверной. Кто, кроме Уинстона Черчилля, мог сказать столько всего несколькими словами, воспроизводя замечание милорда Бэкона в адрес своего амбициозного политического соперника: «Он ведет себя как обезьяна – чем выше забирается, тем больше показывает зад» [82] Цитата из сборника фрагментов и отрывков Ф. Бэкона «Кладовая» (Promus), опубликованного в 1861 году. .

Но если молодой ученый хочет следовать образцам для подражания, кому и в чем ему подражать? Тут подойдет любой технически искушенный автор, особенно тот, кем восхищается публика и кого она готова читать. Вдобавок отлично годится беллетристика и прочая «неспециальная» литература: скажем, Бернард Шоу замечательно составлял предложения, а некоторые пассажи Конгрива [83] У. Конгрив – английский драматург эпохи классицизма, один из основоположников комедии нравов. удивительно хороши; но прежде всего я советую изучать творчество тех, кто пытался объяснить нечто непонятное и донести свое мнение до читателей. Далеко не все философы соответствуют этой характеристике, но в целом их творения вполне можно признать образцовыми, и в первую очередь я рекомендую сочинения тех, кто числился профессорами философии лондонского Университетского колледжа – А. Дж. Айера, Стюарта Хемпшира, Бернарда Уильямса и Ричарда Уоллхайма, среди прочих. Еще полезно присмотреться к эссеистам: трактаты Бэкона великолепны, да и отдельные сочинения Бертрана Рассела (те же «Заметки скептика») написаны очень хорошо. То же самое относится ко многим работам Дж. Б. Холдейна, ныне почти не переиздаваемым. А джонсоновские «Жизнеописания поэтов» остаются непревзойденными по серьезности темы, остроумию и глубокому проникновению в суть предмета.

В англоговорящем мире (быть может, в той же Франции все обстоит иначе) от научных и философских сочинений сегодня не требуется упражнений в риторике, это даже возбраняется, но ранее, когда еще тлел конфликт между стилем и сутью, средством и содержанием [84] Отсылка к программной работе канадского теоретика массовых коммуникаций М. Маклюэна «Средство и содержание» (1967). , доктор Джозеф Гленвилл (1636–1680), член Королевского общества, полагал необходимым наставлять естествоиспытателей в стилистике. Ученый труд, как говорится в его «Plus Ultra» [85] Полное название работы – «Plus ultra, или Развитие и приумножение знания со времен Аристотеля, с изложением некоторых недавних чрезвычайно примечательных улучшений практического и полезного обучения, на поощрение философских исследований» (1668). , должен быть «мужественным по духу и одновременно простым… учтивым и твердым, подобно камню»; этот труд не следует портить «обрывками латыни и цитатами не к месту… а также… пытаться внести живость за счет несообразных или неподобающих выражений».

Конечно, большая часть этих наставлений успела устареть, как и советы Эбрахама Каули в оде Королевскому обществу, где содержится призыв не допускать «пестрых картин и пышных одежд». В ту пору длинные волосы вышли из моды, короткие стрижки сделались отличительным признаком радикальных пуритан, которые приложили столько усилий к тому, чтобы научная революция оказалась востребованной обществом. Возьмем, к примеру, начальные абзацы расселовских «Заметок скептика», в которых он излагает свои намерения по отношению к тексту. Трудно вообразить себе более ясный стиль письма, более емкий и более точный; отмечу, кстати, близость текста к манере Рассела говорить – фактически слышишь его суховатый, слегка язвительный тон:

Мне хотелось бы представить благосклонному вниманию читателя гипотезу, которая, боюсь, может показаться на первый взгляд чрезмерно парадоксальной и даже опасной. Эта гипотеза такова: нежелательно верить во что-то в отсутствие доказательств обоснованности подобной веры. Разумеется, я должен признать, что, если подобные воззрения распространятся, нашу общественную жизнь и политическую систему ожидает полное преображение; поскольку же обе выглядят на сегодняшний день безупречными, это говорит против моей гипотезы. Также я сознаю (что более важно), что эта точка зрения приведет к сокращению доходов ясновидцев, издателей, епископов и всех прочих, кто живет иррациональными страхами людей, ничем не заслуживших благополучия ни при этой, ни в загробной жизни. Но все же, вопреки этим существенным препятствиям, я полагаю, что мой парадокс подлежит распространению – и намерен этого добиваться.