Сет Cтивенс-Давидовиц - Все лгут. Поисковики, Big Data и Интернет знают о вас всё

Правильная реакция в этой ситуации – не сажать в тюрьму всех людей, искавших, как «убить мусульман». Не обыскивать их дома. Да, имеется крошечный шанс, что любой из них все же совершит преступление. Но правильным ответом, однако, было бы защитить мечеть, шансы которой подвергнуться нападению возросли до 10 %.

Очевидно, что многие ужасные поисковые запросы не приводят к ужасным действиям.

Итак, хотя бы теоретически, существуют некоторые классы поисковых запросов, предполагающих достаточно высокую вероятность негативных последствий. И хотя бы теоретически возможно, например, что ученые, занимающиеся сбором и анализом данных, смогут в будущем построить модель, которая могла бы определить, что поисковые запросы Стоунхэма, связанные с Донато, должны вызвать серьезную обеспокоенность.

В 2014 году было зафиксировано около 6000 поисковых запросов с фразой «как убить подружку» и 400 убийств девушек. Если все эти убийцы перед совершением преступления выполнили поиск в Google, это будет означать, что 1 из 15 человек перешел от слов к делу. Конечно, многие – вероятно, большинство людей, убивших своих подруг, – не искали информацию о преступлении именно таким образом. Это будет означать: истинная вероятность того, что конкретно этот поиск привел к убийству, намного ниже.

Но если бы ученые, занимающиеся анализом данных, смогли построить модель, вычисляющую угрозу в отношении конкретного человека – скажем, 1 к 100, – мы могли бы захотеть что-то сделать с этой информацией. По крайней мере человек, которому угрожает опасность, вероятно, имеет право быть проинформированным о ней – о существовании 1 шанса из 100 того, что он будет убит конкретным преступником.

Однако в целом мы должны быть очень осторожны при использовании поисковых данных для предсказания преступлений на индивидуальном уровне. Статистика ясно говорит нам: имеется много, очень много ужасных запросов, редко приводящих к ужасным последствиям. И пока все еще нет никаких доказательств, что правительство может с высокой долей вероятности спрогнозировать конкретное действие просто на основании изучения этих поисковых запросов. Поэтому нам следует быть очень осторожными и не позволять властям принимать меры на индивидуальном уровне, используя данные поисков. И дело не только в этических или юридических причинах. Дело – по крайней мере сейчас – в науке о данных.

После подписания договора с издательством у меня было четкое видение того, как следует структурировать эту книгу. В начале – вы, возможно, помните – я описал сцену за столом у меня дома на День благодарения. Члены моей семьи обсуждали, в здравом ли я уме, и пытались выяснить, почему я к 33 годам никак не мог найти подходящую девушку.

Заключение к этой книге написалось практически само. Я хотел бы встречаться с хорошей девушкой и жениться на ней. Еще лучше – я хотел бы использовать большие данные, чтобы встретить подходящую девушку. Возможно, я смог бы вплести в книгу историю ухаживания, и тогда в заключении я бы описал, как все собрались вместе. А последние страницы включали бы описание дня моей свадьбы и любовное письмо к моей молодой жене.

К сожалению, жизнь не совпадает с фантазиями. Тот факт, что во время написания книги мне пришлось запереться в своей квартире и практически потерять связь с реальным миром, наверняка не способствовал развитию романтической стороны моей жизни. И – увы – я еще не нашел себе жену. И, что еще важнее, мне все еще нужно новое заключение.

Я корпел над многими из моих любимых книг, пытаясь найти то, что позволит мне написать отличный эпилог. И пришел к выводу, что в лучших заключениях подчеркивается самая главная мысль, проходящая через всю книгу. Основная мысль этой книги следующая: социальная наука становится самой настоящей наукой. И эта новая настоящая наука призвана улучшить нашу жизнь.

В начале второй части я обсуждал критику Карлом Поппером трудов Зигмунда Фрейда. Я отмечал что Поппер не считал необычные мысли Фрейда научными. Но я кое-что не упомянул о критике Поппера. На самом деле это было нечто гораздо более важное, чем просто нападки на Фрейда. Поппер не считал, что какой-либо социальный ученый являлся ученым в строгом смысле этого слова. Карлу не нравилось отсутствие строгости в положениях, высказывавшихся этими так называемыми учеными.

Что двигало Поппером [230] Карл Поппер «Предположения и опровержения. Рост научного знания», АСТ, 2008. ? Общаясь с лучшими интеллектуалами своего времени – физиками, историками, психологами, – он заметил поразительную разницу. Когда говорили физики, Поппер верил им. Конечно, они порой совершали ошибки. Конечно, иногда – вследствие своих подсознательных предубеждений – они обманывались. Но они были вовлечены в процесс познания глубоких истин о мире, завершившийся появлением теории относительности Эйнштейна. Когда же говорили самые известные социологи, Карлу казалось, что они несут откровенную чепуху.

Поппер – не единственный, кто так по-разному относился к представителям разных наук. Все согласны, что физики, биологи и химики – это настоящие ученые. Для того чтобы найти объяснение явлениям физического мира, они проводят строгие эксперименты. И напротив, многие люди думают, что экономисты, социологи и психологи – неполноценные ученые, использующие бессмысленный жаргон, просто чтобы получить свою должность.

До последнего времени это было правдой. Но революционное появление больших данных все изменило. Если бы Карл Поппер был жив сегодня и посетил презентацию Раджа Четти, Джесси Шапиро, Эстер Дюфло или (ну, а все-таки!) мою, сильно подозреваю, что его реакция была бы совсем иной. По правде говоря, скорее всего, он задался бы вопросом, являются ли сторонники теории струн действительно учеными или они просто развлекаются умственной гимнастикой.

Если в городе показывают жестокое кино, число совершаемых преступлений растет или снижается? Если больше людей смотрит рекламу, произойдет ли увеличение продаж рекламируемого продукта? Если бейсбольная команда выигрывает, когда человеку исполняется 20, будет ли он продолжать болеть за нее в 40 лет? Это все – вопросы, на которые можно дать ответ «да» или «нет». И горы правдивой информации позволяют сделать это.

Это наука, а не псевдонаука.

Но это не означает, что революция в социальных науках придет в виде простых, вечных законов.

Марвин Мински, бывший ученый Массачусетского технологического института и один из первых, кто взялся за изучение возможностей искусственного интеллекта, предположил, что в попытках копирования естественных наук, в которых удалось найти простые законы, верные везде и всегда, психология сбилась с пути.