Адам Пиорей - Человек 2.0. Перезагрузка. Реальные истории о невероятных возможностях науки и человеческого организма

Нейробиологические причины приобретенного синдрома саванта изучены плохо. С помощью Интернета Амато и ему подобные могли легко связываться с исследователями, изучающими савантов, и получать доступ к усовершенствованным методам сканирования мозга, которые позволяют этим ученым хотя бы начать вглядываться в эти уникальные нейронные механизмы в ходе их работы. Отдельные специалисты даже приступили к разработке экспериментов, призванных изучить весьма интригующую возможность: не исключено, что во всех нас дремлет творческий гений, лишь ожидающий момента своего пробуждения.

* * *

Слова «творческая способность», «креативность» применяются для описания самых разных талантов, но когнитивные психологи и нейропсихологи, исследующие эти явления, в последние годы приложили немало усилий, чтобы вывести четкое определение, позволившее бы им корректно изучать данный феномен и заложить основы для корректных научных исследований, которые могли бы сообщить нам о мозге нечто новое. Большинство экспертов сходятся во мнении, что всякая разновидность креативности должна содержать два компонента. Во-первых, речь должна идти об умении сочетать разнородные идеи по-новому. Во-вторых, эта новая комбинация, новая идея, новое понимание должны быть еще и «полезными». Как пишет в своей статье 2005 г. Элис Флаэрти из Гарвардской медицинской школы, этот критерий «Проводит границу между креативностью и простой эксцентричностью или душевной болезнью (в двух последних случаях новизна не сопряжена с практической пользой)».

«Если вы додумались использовать рычаг для того, чтобы сдвинуть с места камень, для кроманьонской цивилизации это может считаться открытием, — отмечает она. — А для современной нет».

Согласно одной из популярных моделей креативности, творческий акт можно разделить на четыре стадии: подготовка, инкубация, озарение и подтверждение (оценка). Вероятно, каждый этап опирается на свой набор нейронных субстратов и может изучаться отдельно.

«Креативность — это не одна вещь, а множество, — замечает Реке Джанг, нейропсихолог. из Университета Нью-Мексико, занимающийся изучением творческой способности человека. — Это не просто какой-то момент, когда вы кричите:,Ага!“. Недостаточно просто сидеть, ничего не делая, ни о чем особенном не думая и позволяя своему разуму бесцельно блуждать. Очень важен сам этот многостадийный процесс».

Тем не менее, представляя себе этот вдохновенный акт рождения чего-то нового, мы часто воображаем именно две срединные его стадии. Инкубация — расслабление, которое следует за подготовительным этапом и позволяет разнородным идеям смешиваться и сливаться. А озарение — стадия, когда эти новые комбинации мыслей и идей, кристаллизуясь, всплывают на поверхность нашего сознания. Легенды рассказываются именно о таких моментах, когда великих художников и мыслителей осеняет, когда вдохновение нисходит к ним словно бы из ниоткуда.

Согласно одной из таких легенд, древнегреческий математик Архимед нежился в ванне, когда ему вдруг явилась мысль, что объем любого предмета неправильной формы можно определить, измерив объем вытесняемой им жидкости. Озарение стало настолько внезапным, что Архимед «радостно выскочил из сего сосуда и, возвращаясь домой нагим, громко восклицал, что нашел искомое, вновь и вновь повторяя греческое слово „Эврика!“ (,Нашел!“)»: это знаменитое описание приводит древнеримский архитектор Витрувий.

По другой легенде, Исаак Ньютон открыл гравитацию, сидя под яблоней. Бетховен ежедневно прогуливался после обеда в Венском лесу, дабы подстегнуть свою творческую способность: по пути он бегло записывал пришедшие ему в голову музыкальные идеи. Что уж говорить о нескольких поколениях писателей, напивавшихся по примеру Хемингуэя и его собратьев в надежде обрести магические слова на дне бутылки.

История о Дереке Амато и ему подобных, в сущности, сводится к истории об этих якобы магических фазах рождения творческих идей — инкубации и озарении. Каким, собственно, образом удар по голове или попадание молнии может внезапно пробудить музу? Откуда вдруг берется это страстное желание творить и умение делать это по желанию? И что это означает для нас — всех остальных людей?

* * *

Брюс Миллер, возглавляющий Центр изучения памяти и старения при Калифорнийском университете в Сан-Франциско, лечит пожилых людей, страдающих болезнью Альцгеймера и старческими психозами. Однажды, в середине 90-х, сын одного из пациентов удивил Миллера, описав необычный симптом, который появился у его отца: страстную одержимость рисованием. Но, что еще необычнее, по мере ухудшения состояния отца его картины становились всё лучше, как отмечал собеседник врача. Миллер питал сомнения по этому поводу, пока сын пациента не прислал ему кое-какие образчики отцовских работ. И эти работы, вспоминает медик, оказались блистательны.

«Уже само использование оттенков поражало, — говорит Миллер. — Он явно испытывал особую тягу к желтому и лиловому». Вскоре этот пациент (когда-то — очень умный бизнесмен без всякого интереса к живописи и прочим искусствам) утратил всякое понятие о принятых нормах поведения: он то и дело повторял фразы, переодевался на общественных парковках, оскорблял незнакомых людей и воровал в магазинах. Но при этом он получал призы на местных художественных выставках.

К 2000 г. Миллер выявил еще 12 пациентов, которые также демонстрировали неожиданные новые таланты по мере того, как развивалась нейробиологическая деградация их организма. Деменция всё больше опустошала регионы их мозга, связанные с языком, высокоуровневой обработкой информации, механизмами сдерживания, социальными нормами, но при этом всё больше расцветали их художественные таланты. Кое-кого из таких пациентов застигали за похищением чаевых с ресторанных столиков. Одного задержали, когда он нагишом купался в общественном бассейне. Еще один подвергал прохожих словесным оскорблениям. Но эти люди создавали картины, приносившие им награды и призы. Или, скажем, сочиняли квартеты. Некоторые уже даже не могли назвать те объекты, которые они рисуют. Но их произведения поражали реализмом и техническим мастерством.

Хотя эти симптомы противоречили общепринятым представлениям о мозговых недугах пожилого возраста (художники, у которых развивается болезнь Альцгеймера, обычно теряют способность рисовать), Миллер понял, что они вполне соответствуют особенностям другой группы населения, описанной в научной литературе: савантов. Саванты часто проявляют страстное, патологическое желание показать свою необычную способность, но их поведение в общественном и языковом плане не совсем нормально и полноценно, а ведь такие дефекты встречаются и у больных деменцией. Миллер задумался: может быть, между этими двумя группами есть и нейрофизиологические сходства? Хотя пока еще не выяснены до конца нейронные механизмы, действующие в мозгу савантов (к тому же у разных людей эти механизмы могут быть различными), в ходе некоторых исследований (они начали проводиться уже в 70-х, а то и раньше) удалось выявить поражения левого полушария у савантов-аутистов с выдающимися способностями в видах искусства, математике или обладающих феноменальной памятью.