Давид Дубровский - Проблема идеального. Субъективная реальность

2. Редукция модальности «не-Я» за счет сплошного заполнения рефлексивного поля «содержанием» модальности «Я» — инозабвение (при некоторых экстатических состояниях 20 20 К этому виду состояний относятся не только религиозно-мистическое и гедонистическое по своему содержанию переживания, но и творчески целеустремленный порыв — «способность к экстатической концентрации всех душевных сил» [224, с. 77], столь ярко проявлявшаяся у многих выдающихся поэтов. , в апогее сильнейших сексуальных переживаний и т.п.). Здесь, однако, также нельзя говорить о полном отсутствии модальности «не-Я», она прослеживается на границе рефлексивного и арефлексивного, актуального и диспозиционального, является чрезвычайно «насыщенной» и «значимой» за этой границей. Ретроспективно это состояние переживается как исключительная экзистенциальная полнота «содержания» модальности «не-Я».

3. Редукция обеих модальностей, как бы их слияние, утрата сколько-нибудь заметной выделенности той или другой в данном «текущем настоящем» (нечто подобное мы переживаем в так называемых просоночных состояниях, не обладающих, однако, качеством сверхценности). Наиболее яркие примеры этого описываются приверженцами восточных медитативных практик (йоги, дзэн-буддизма и др.). Подчеркнем, что их опыт может и должен рассматриваться в научных целях, независимо от их религиозных установок, т.е. как факт субъективной реальности, как особое, вызываемое определенными приемами сверхценное состояние, которое, кстати, имеет многочисленные аналоги за пределами медитативной практики, например в некоторых эстетических переживаниях .

Основательный феноменологический анализ этих состояний с позиций диалектического материализма весьма актуален во многих отношениях (в плане более эффективной критики мистицизма и т.д.). Наиболее выраженное состояние такого рода, достигаемое методами Дзэн, именуется «абсолютным самадхи». Оно характеризуется как «необыкновенная тишина ума», «чистейшее существование», «чистейшее переживание» (в смысле освобожденности «текущего настоящего» от каких-либо конкретных предметных «содержаний» и вообще от «содержания», которое могло бы быть определенно отнесено к модальности «Я» или «не-Я»),

Но это не есть абсолютная «пустота»; здесь налицо некое предельно «абстрактное содержание», так или иначе отображающее существование внешнего мира и человека, т.е. объективной и субъективной реальности. Мастера Дзэн обычно отмечают, что в подлинном самадхи сохраняется «бдительность», что «Я», по их словам, «нет на сцене, но оно бодрствует внутри» 21 21 У Тютчева оно выражено так. «Упразднен ум, и мысль осиротела. В душе своей, как в бездне, погружен, и нет извне опоры и предела». Аналогичные состояния описываются исследователями, проводившими на себе эксперименты в условиях сенсорной депривации после приема ЛСД (см. [257]). 22 22 См. [256]. В этой книге известный мастер Дзэн пытается осмыслить свой опыт с научных позиций, подробно описывает технш^ упражнений, приводящих к самадхи, и анализирует их с позиций физиологии; любопытна его критика идеализма (особенно концепции Гуссерля). . Таким образом, и в этом состоянии мы находим обе модальности, но лишь на границе рефлексивного и арефлексивного, актуального и диспозиционального. Ретроспективно это состояние переживается как «просветление».

Во всех трех вариантах указанных выше структурных преобразований налицо феномен «остановки настоящего», имеющий, правда, в каждом случае свои особенности. Суть его, однако, в том, что данное «текущее настоящее» как бы приостанавливает свое движение, «застывает», становится как бы вневременным 23 23 Субъективное переживание времени в этих состояниях существенно меняется; это можно сказать и о субъективном отражении пространства. Проблема временного и пространственного аспектов структуры субъективной реальности представляет большой теоретический интерес и требует специального исследования Накоплен большой и ценный материал, ждущий, так сказать, философского освоения и отчасти осмысливаемый в этом плане представителями соответствующих научных дисциплин (см., например, [66, гл. 5]). . В обычных состояниях сознания «настоящее» непрестанно «ускользает», в каждое мгновение его «уже нет», и чувство нашего существования опирается на «прошлое» и «будущее». В условиях же описанных структурных преобразований оно «еще есть», и это скорее всего и создает качество сверхценного состояния, чувство особой полноты и значимости нашего существования в данном интервале «текущего настоящего», т.е. такого отношения «Я» к самому себе, в котором оно как бы действительно обретает самого себя, как бы достигает желанного нераздельного тождества с самим собой.

Важно еще раз подчеркнуть, что отношения «Я» к самому себе так или иначе эксплицируют многомерную структуру субъективной реальности. Но это значит, что такого рода отношения, развертывающиеся актуально и формируемые дис-позиционально, отражают прежде всего существующую структуру социальных отношений, ибо отношение «Я» к своему «Ты» проявляется через отношение его к другим «Я», к «Мы» и к «Они». Иначе говоря, «Ты» (мое «другое Я») непременно выражает общечеловеческие, классовые, национальные, групповые определенности данного уникального «Я», представляет собой в каждом случае персонализованный способ бытия ценностных нормативов данного общества, данной культуры, выступает как проявление социальных ролей (причем не только реально осуществляемых личностью, но и воображаемых, «примеряемых» к себе).

По справедливому выражению И. С. Кона, «человеческое «Я» есть единство во множественности» [104]. Эта множественность раскрывается актуально и представлена диспози-ционально именно как множественность отношений «Я» к самому себе, и они реализуются прежде всего в инвариантных социально-культурных формах, которые образуют ценностно-смысловой каркас субъективной реальности и, следовательно, «Я». Это важнейшее структурное «измерение» субъективной реальности хорошо раскрыто И. С. Коном 24 24 Укажем в этой связи также на выдающиеся этнографические исследования В. Тэрнера, посвященные ритуалам африканского племени ндсбу (см. [274]). В этих исследованиях исключительно четко выявлена конкретная социально-нормативная структура индивидуального сознания в ее развитии (см. [29]). Большой интерес представляет также анализ исторической диалектики социально-нормативного и личностного, проведенный Г. С. Кнабе на материалах произведений Корнелия Тацита (см. [102]). .

Вместе с тем актуально осуществляющееся отношение «Я» к самому себе наряду с социально-культурной нормативностью проявляет и свой личностно-экзистенциальный план, ибо мое «другое Я» несет в своем «содержании» не только некоторый социально-культурный инвариант, но и нечто неповторимо свое как текущее переживание особенностей своего индивидуального существования. Социально-нормативное и личностно-экзистенциальное здесь неразрывны. Точнее, в моем «Я», эксплицирующим себя через множество моих «других Я» (а следовательно, и в моих «других Я»), социальнонормативное проявляется в форме личностно-экзистенциального, в которой оно может «упрощаться» или «усложняться», отчасти варьировать и «мутировать»; и здесь таится источник ценностно-смысловых новообразований, которые потом могут обрести социально-нормативный статус.