Михаил Алексеев - Лексика русской разведки. История разведки в терминах

Большая часть информации основана на слухах — «скажут», «кажут», «а слух, государь, сдесе». Однако политическая и военная обстановка в Европе в тот период была чрезвычайно сложной. Владислав II Ягеллон родился в семье Казимира IV, короля Польши и великого князя Литовского (из династии Ягеллонов) и Елизаветы Австрийской, дочери Альбрехта II Габсбургского. Коронован был как король Чехии под именем Владислава II в 1471 г. После смерти в начале 1490 г. Матьяша Хуньяди, короля Венгрии, на престол Венгрии было выдвинуто несколько кандидатур. Наиболее сильную правовую основу для своих претензий на венгерскую корону имел Максимилиан, король Римской империи. Набрав ландскнехтов, Максимилиан вторгся в Венгрию, намереваясь занять опустевший венгерский трон, но тут взбунтовались его наёмники. Венгерские же дворяне пожелали видеть королем Владислава II Ягеллона. Максимилиану удалось лишь добиться признания Габсбургов наследниками чешского и венгерского тронов, если у Владислава не будет детей.

Вся информация (и даже «правые вести»), собранная русскими послами Юрием Траханиотом Греком и Михаилом Кляпиком в 1492 году, оказалась устаревшей. Русским послам и членам посольств еще предстояло овладеть языками, усвоить обычаи стран, куда они направлялись, «обрасти» нужными связями в западных и восточных столицах, а для этого требовалось обладать определенными навыками и умениями, проявлять известную сообразительность и ловкость.

Разведывательную информацию собирали и гонцы [гонец — ‘посланный со специальным поручением, нарочный’ [193] ], направляемые к западным и восточным правителям. Информация собиралась ими по пути следования. Гонцы отправлялись для выполнения текущих дипломатических задач, так как снаряжение по каждому поводу посольств было делом хлопотным, дорогостоящим и занимало много времени. Гонцы не имели права вести словесные переговоры, не могли требовать личного представления у государей, а должны были отвезти грамоты государю, если он изволит принять их, или его ближним людям. Случались исключения, когда гонцам поручали вести переговоры по текущим вопросам внешней политики: обмен и выкуп пленных, выяснение предварительных условий предстоящих переговоров, пропуск посольств в другие страны и т. д. Как послам и посланникам, гонцам в ряде случаев давался наказ, в котором перечислялись необходимые для выяснения сведения. Гонец отправлялся в дорогу, как правило, один и статейный список он обязан был составлять не всегда. В этом случае по прибытии в Москву в Посольском приказе его ожидал «расспрос».

В 1534 г. король польский и великий князь литовский Сигизмунд I Старый решил воспользоваться малолетством великого князя Ивана IV, чтобы вернуть себе Смоленск с прилегавшими к нему землями, и развязал военные действия, продолжавшиеся четыре года. Войска Сигизмунда сначала имели успех, но затем перевес перешёл на сторону русских. Уже в 1535 г. воюющие стороны стали «прощупывать» возможность заключения мирного договора. Были установлены и в последующем развивались отношения (обмен грамотами, направляемыми с гонцами) государева конюшего, князя Ивана Федоровича Овчины Телепнева-Оболенского [194] с великим гетманом литовским, «воеводой [каштеляном] виленским» «Юрием Николаевичем Радивиломъ» (Юрием Радзивиллом, «Геркулесом»). Князь И. Ф. Оболенский был одним из способных и отважных воевод своего времени и, будучи фаворитом регентши Елены Глинской (матери Ивана IV), оказывал влияние на управление государством и, как следствие, организовывал и вел разведку на государственном уровне.

Предлогом к установлению заочного знакомства с великим гетманом литовским, судя по всему, явилось обращение к нему И. Ф. Оболенского с просьбой о разрешении переписки со своим двоюродным братом, князем Фёдором Васильевичем Овчиной Телепневым-Оболенским, находившимся в то время в литовском плену. Гонцом к Радзивиллу князь И. Ф. Оболенский послал своего человека Якова Снозина. Зимой 1536 г. Я. Снозину в городе Дорогобуже, входившем в состав Русского государства на границе с Великим княжеством Литовским, был вручен следующий документ: «А се память княжь Иванову Федоровича слузе Якову Снозину. Какъ оже, дастъ Бог, приедетъ в Вилну… и Якову, пришедъ къ Юрью, отъ князя Ивана Федоровича Юрию Николаеву поклонъ правити, а молвити: Великого государя Ивана… боаринъ и конюшей и воевода князь Иванъ Федоровичь Оболенской… тобе, брату и приятелю своему Юрью Николаевичу… велелъ поклонитися… да грамоты подати… А после грамотъ поминки явити отъ князя Ивана… И нечто кто станетъ Якова вспрашивати про Казань… и Якову говорити… А нечто вспросят Якова: лето-съ крымские люди приходили ли на великого князя землю, и где воевали? И Якову говорити…» [195] . И здесь же: «Да учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ говорити; а не учнутъ Якова о томъ спрашивати, и Якову о томъ не говорити». Как видим, никаких лишних слов и никакой инициативы не допускалось в ходе приема у Радзивилла.

Одновременно Якову была направлена грамота с предписанием в ходе поездки заняться сбором разведывательных сведений: «А се грамота отъ князя Ивана Федоровича, въ Дорогобужъ, къ слузе его къ Якову къ Снозину… Да наказывалъ есми тобе: какъ, дастъ Богъ, будешь в Вилне, и до Вилны едучи, и назадъ поедешь, чтобъ еси пыталъ про тамошные дела, и доведовати бы ся тобе о тамошныхъ положеньяхъ; и ты, Бога ради, о тамошныхъ делехъ слушай, кто, что станетъ говорити, а самъ никого не пытай, чтобъ въ томъ на тобя никоторого слова не было, что ты лазучишь и пытаешь про все; а кто что станетъ тобе говорити о тамошныхъ делехъ, и ты у него слушай, да узнаешь, что онъ тобе прямитъ [говорит честно], а не отъ тобя уведати хочетъ: и ты его о чемъ повспроси маленько, чтобъ онъ что сказалъ, а прямо, однолично, не пытай; нечто пакъ гораздо узнаешь, которой человекъ любо [или] изыманъ [находится в плену] здешней, или тамо живетъ здешней [здесь находящийся] человекъ, да великому князю хочетъ служити, и нашего добра къ собе похочетъ, а станетъ что говорити, и на томъ узнаешь, что онъ безъ хитрости говоритъ: и ты сперва и у того слушай; да розговорится съ тобою гораздо о тамошнихъ делехъ и узнаешь его по речемъ, что он прямитъ, и ты съ темъ поговори, да бол<���ь>шое у него слушай, а самъ въ пытанье не вплетайся, чтобъ, дал Богъ, тамошнее уведати , а на собя бы тобе которого слова не нанести: хоти чего не уведаеш ъ, а самъ безъ слова будешъ, ино то велми [очень, весьма] добро» [196].

В этой грамоте даются рекомендации по поиску возможных источников информации: «человекъ любо изыманъ здешней, или тамо живетъ здешней». Излагается и тактика сбора разведывательных сведений, предполагающая в том числе, разговорить человека, больше слушать и не проявлять чрезмерного интереса. Речь идет о необходимости соблюдения осторожности при проведении разведки. Следовало также убедиться в искренности человека, чтобы судить о достоверности полученных от него сведений. В наставлении Якову Снозину упоминались и мотивы возможного сотрудничества «здешнего человека»: идейный («великому князю хочетъ служити») и материальный («нашего добра къ собе похочетъ»). В этом документе наряду с уже упоминаемыми глаголами разведывательной лексики пытати и уведати появляется глагол доведати (‘разузнать, дознаться’ [197]) — производное от ведати, а также существительное пытанье (‘разведывание, расследование’ [198]) от глагола пытати .