Стивен Котлер - Изобилие. Будущее будет лучше, чем вы думаете

И вот тут начинается спорная часть. По мере того как наши все более быстрые компьютеры помогут нам разрабатывать все более хорошие технологии, люди начнут внедрять эти технологии в собственные тела: нейропротезы для улучшения когнитивных способностей, наноботы для ремонта повреждений, причиненных болезнью, бионические сердца, не знающие дряхления. В книге Стивена Леви «В сети: как Google думает, работает и изменяет нашу жизнь» ( In the Plex: How Google Thinks, Works and Shapes Our Lives) Ларри Пейдж (один из основателей корпорации) описывает будущее научных исследований похожим образом: [155] Ларри Пейдж (один из основателей корпорации) описывает : Steven Levy, In The Plex: How Google Thinks, Works, and Shapes Our Lives (Simon & Schuster, 2011), p. 67.

Google будет включен в человеческий мозг. Стоит вам подумать о предмете, который вы недостаточно хорошо знаете, как вы автоматически получите информацию о нем.

Курцвейл в восторге от подобных перспектив, но другие аналитики относятся к ним настороженно, полагая, что подобное проникновение технологий в наши тела – тот самый момент, когда мы перестаем быть «нами» и становимся «ими», хотя это, возможно, и не совсем так.

Что здесь важно – это невероятные всепроникающие свойства экспоненциально развивающихся технологий и поражающий воображение потенциал, который эти технологии имеют с точки зрения улучшения глобальных стандартов жизни. Конечно, долгосрочная перспектива, в которой в наш мозг будет встроен искусственный интеллект ( AI ), звучит заманчиво (по крайней мере, для меня), но как насчет ближайших перспектив, когда AI можно будет использовать для диагностики заболеваний, помощи в обучении наших детей или наблюдения за «умными» энергосистемами? Эти возможности огромны. Но насколько они огромны?

В 2007 году я осознал, что, если мы хотим начать стратегически применять экспоненциально растущие технологии для улучшения глобальных стандартов жизни, нам нужно знать не только, какие области растут экспоненциально, но и где они пересекаются и как могут работать вместе. Здесь был необходим макроскопический взгляд. Однако в 2007 году он был невозможен. Ни одно учебное заведение в мире не предлагало интегрированный междисциплинарный курс, сосредоточенный на экспоненциально растущих технологиях. Возможно, наступило время для университета нового типа, который был бы сосредоточен как на будущем стремительных технологических изменений, так и на решении самых серьезных мировых проблем.

В древнейших университетах образование было религиозным [156] В древнейших университетах образование было религиозным : Jeffrey E. Garten, «Really Old School,» New York Times, December 9, 2006. (первым учебным заведением такого рода стала одна буддистская школа, основанная в V веке в Индии). Подобный подход сохранялся и на протяжении всего Средневековья, когда многие главные европейские университеты находились в ведении католической церкви. [157] …Многие главные европейские университеты находились в ведении католической церкви : Thomas E. Woods Jr., How The Catholic Church Built Western Civilization (Regnery Publishing, 2005), pp. 49–50. Система верований с тех пор могла измениться, но не суть учебного метода – и тогда, и сейчас он был основан на запоминании фактов. Этот акцент на зубрежку сохранялся неизменным в течение более чем тысячи лет, и лишь в XIX веке фокус слегка сместился с механического повторения знаний к поощрению эффективного мышления. Плюс-минус некоторые детали – и мы видим, что и сейчас находимся примерно в той же ситуации.

Насколько хорошо сегодняшние академические заведения приспособлены для решения важнейших мировых проблем? Современная ученая степень стала воплощением ультраспециализации. Типичная диссертация обычно посвящена теме, настолько непонятной простым смертным, что даже название работы мало кто может разобрать, не говоря уже о том, чтобы понять ее содержимое. И хотя такая экстремальная узость специализации имеет свои огромные преимущества, она же, как справедливо отмечает Мэтт Ридли, создала мир, в котором лучшие университеты редко выпускают из своих стен людей, умеющих мыслить интеграционно и макроскопически. Когда я изучал молекулярную генетику в МТИ, [158] Когда я изучал молекулярную генетику в МТИ : в МТИ я учился на курсе, который назывался «Биология», но молекулярная генетика точнее описывает мою специализацию и область исследований. я частенько представлял себе, как бы я объяснил, чем занимаюсь, своему прапрапрапрадедушке.

– Дед, – начал бы я, – смотри, вот у меня комок земли…

– Ты что, почвовед? – спросил бы он сразу.

– Нет. Но в этом комке, видишь ли, бурлит микроскопическая жизнь, живут существа, которые называются бактерии…

– А, так ты их изучаешь?

– Нет, – ответил бы я, – но внутри у бактерий есть такая… такая штука, которая называется ДНК.

– Так ты специалист в этой… в ДНК?

– Не совсем… Понимаешь, внутри у ДНК есть такие сегменты под названием гены – нет-нет, это тоже не моя специальность! – и вот в начале этих генов имеется так называемая промоторная последовательность…

– Э-э-э…

– И вот в ней-то я как раз специалист!

Миру не нужен еще один исследовательский университет, производящий узких специалистов. У нас их уже достаточно. Заведения вроде МТИ, Стэнфорда или Калифорнийского технологического института уже отлично справляются с созданием супергениев, которые смогут блеснуть в своих микроскопических нишах. Что нам нужно – так это место, куда молодой человек сможет отправиться, чтобы узнать о самых масштабных и дерзких идеях, о тех экспоненциальных возможностях, которые описываются словами Архимеда: «Дайте мне достаточно большой рычаг и точку опоры – и я переверну мир».

В 2008 году я реализовал эту идею, основав совместно с Рэем Курцвейлом Университет сингулярности ( Singularity University, SU ). [159] В 2008 году я реализовал эту идею, основав совместно с Рэем Курцвейлом Университет сингулярности : идея Университета сингулярности пришла ко мне, когда я путешествовал пешком по Патагонии вместе с моей женой Кристен. По возвращении я обсудил концепцию с Робертом Ричардсом, одним из основателей Международного космического университета ( ISU ), который я основал вместе с Ричардсом и Тоддом Холи в 1987 году. Получив живой отклик от Ричардса и Симпсона, я донес идею до Курцвейла, который загорелся ей во время первого же разговора за ужином. Затем я задействовал своего старого друга, доктора Саймона «Пита» Уордена, отставного генерала Воздушных сил с докторской степенью в астрономии, который заведует Исследовательским центром Эймса NASA в Маунтин-Вью, штат Калифорния. Центр Эймса – одно из основных исследовательских подразделений NASA , и его программы технических исследований прекрасно сочетаются с интересами SU . Уорден увидел эту связь – и весьма скоро у нас было место для нашего нового университета.