Мария Шкатулова - Черное платье

— Ты меня обманула?

— Нет, Сережа. Я же не знала, что ты забрал деньги из моей сумки. Если бы знала, я бы не отдала тете Тане то, что дал мне отец. Я сбегаю к ней и принесу.

— Ты дашь, сколько обещала?

— Да. Но ты должен дождаться меня. Хорошо?

Она вышла из комнаты: Зинаида Федоровна стояла за дверью и расширившимися от ужаса глазами смотрела на нее.

— Я все слышала. Что ты хочешь делать?

Наташа громко сказала:

— Мама, я пойду к Тане за деньгами! — и, сделав знак матери, чтобы она шла за ней, увела ее в кухню. Там, стараясь говорить как можно тише, попросила проследить за ним и, сказав, что скоро вернется, вышла из квартиры. Дверь она заперла на нижний замок, которым они почти никогда не пользовались и от которого у Сережи не было ключа.

Наташа собиралась бежать в диспансер, чтобы попросить помощи, любой, какую только сможет получить. Что делают в таких случаях, она не знала. Она не знала, что если бы у нее работал телефон и она позвонила бы туда, ей бы ответили, что единственное, чем можно ей помочь, это отправить мальчика в больницу. И ей бы пришлось согласиться. Согласиться, несмотря на то, что эти места, где лечат наркоманов или душевнобольных, представлялись ей страшными, как преддверия ада.

«Сейчас, сейчас, — бормотала она про себя, — потерпи немного».

Отбежав на несколько десятков метров от подъезда, она увидела, что освобождается подъехавшее к соседнему дому такси. Денег у нее не было, но, так как времени у нее было еще меньше, она бросилась к машине.

— Пожалуйста, вы не могли бы отвезти меня в наркологический диспансер? Это недалеко, на Остоженке, я покажу.

Шофер, молодой парень с круглым добродушным лицом, посмотрел на нее и кивнул. Она села на переднее сиденье и, собравшись с силами, выпалила:

— У меня нет денег. Но я заплачу! — Она быстро сняла с руки часы, которые подарил ей Филипп, и протянула ему. — Пожалуйста, возьмите, они очень дорогие. И подождите меня несколько минут около диспансера. Я быстро вернусь. — Она положила часы рядом с его пачкой сигарет и умоляюще взглянула на него. — Пожалуйста!

Шофер посмотрел на часы, кивнул и повернул ключ зажигания.

— Ладно, поехали…

Когда машина свернула на Гоголевский бульвар, он спросил:

— Заболел, что ли, кто?

— Да. Сын.

— Наркоман, что ли?

Слово больно хлестнуло ее: она заплакала.

— Да вы не плачьте! Их сейчас, знаете, сколько развелось! Не волнуйтесь, вылечат.

Наташа не ответила.

Когда такси остановилось около старого двухэтажного дома с казенной вывеской, она еще раз попросила шофера подождать и, выйдя из машины, бросилась к дверям. В здании было тихо: диспансер только что открылся, и перед окошками регистратуры не было никого. Наташа увидела пожилую женщину, перебирающую карточки.

— Скажите, пожалуйста, нарколог принимает?

— Четвертый кабинет. Ваш адрес?

— Моей карточки у вас нет, я первый раз…

— Где вы живете? В нашем районе?

— Да, — она назвала адрес.

— Паспорт есть? — Наташа открыла сумку, вытащила паспорт и протянула его женщине.

— Можно я пока пойду к врачу? Я очень тороплюсь, у меня сын… — она говорила, с трудом сдерживая слезы.

— Без карточки он вас не примет. Что у вас случилось?

— У меня болен сын…

— Имя? Фамилия? Год рождения?

Старческая рука медленно выводила цифры. Наташа молчала: машина заработала, и остановить или ускорить ее ход было все равно невозможно. Она попыталась собраться с силами перед разговором с врачом.

Когда все было готово, она схватила карточку, побежала на второй этаж и, чуть приоткрыв дверь кабинета, на которой было написано «Левин Аркадий Николаевич. Нарколог», спросила:

— Можно?

Доктор Левин оказался немолодым человеком с усталыми глазами.

— Слушаю вас.

Наташа, с трудом сдерживая волнение, начала сбивчиво рассказывать короткую историю своего сына. Закончив рассказ, она проговорила:

— Пожалуйста, доктор, что можно сделать, чтобы он вышел из этого состояния?

— Мы можем госпитализировать его…

— Нет, пожалуйста, только не это! Вернее… не сейчас. Может быть, можно дать ему что-нибудь, чтобы облегчить его положение? Может быть, вы могли бы посмотреть его?.. Внизу меня ждет такси. А потом… потом мы решим, что делать дальше.

— Будет лучше, если вы положите его в больницу прямо сейчас, пока не поздно. Раз он начал недавно, есть еще шанс спасти его.

— Но не сейчас, пожалуйста, не сейчас…

Она хотела объяснить, что боится больницы, что не хочет предавать Сережу, который ждет ее дома, потому что чувствует себя виноватой в том, что произошло, но волнения последних двух дней и две бессонные ночи дали себя знать — она потеряла сознание.

Придя в себя, она увидела, что лежит на узкой кушетке, покрытой прозрачной клеенкой. Аркадий Николаевич стоял над ней, держа в руках пузырек с нашатырным спиртом.

— Простите… — Наташа попыталась встать.

— Лежите! Разве так можно?

Ни в тоне его, ни в выражении глаз не было ни малейшего раздражения.

— Это я… я во всем виновата.

— Ну-ну-ну, в чем это вы виноваты?

— Во всем.

Она разрыдалась. Старый доктор сел рядом и принялся вытирать ей слезы марлевой салфеткой.

— Сын дома один?

— С бабушкой.

— Ну, хорошо. Вот вам салфетка, высморкайте нос, и раз уж ждет такси, поехали скорей, пока нет больных. И чтоб больше не плакать.

Аркадий Николаевич снял халат, прихватил старый чемоданчик, предупредил в регистратуре, что уходит ненадолго по срочному вызову, и следом за Наташей сел в такси. Уже в машине Наташа сообразила, что ей нечем с ним расплатиться.

— Доктор, вы простите, пожалуйста, я не предупредила — у меня нет денег. Я расплачусь с вами завтра.

— Не имеет значения. Вам сейчас надо думать о другом.

Она посмотрела на него глазами, полными слез: ее всегда трогала и волновала доброта, и сейчас, когда она чувствовала себя виноватой и никому не нужной, всякие проявления человечности были ей особенно дороги.

Когда такси остановилось у подъезда и она повернулась к шоферу, чтобы попросить его еще немного подождать, чтобы отвезти доктора назад, таксист, протянув ей часы, сказал:

— Вы, это, часы-то свои возьмите.

— Нет-нет, это вам… Мы же договорились!

— Не, не надо. Я вас так возил. Если надо, я вашего доктора подожду.

— Спасибо вам…

Наташа порылась в сумке и вытащила брелок в виде Эйфелевой башни, который Филипп подарил ей в день ее рождения.

— Вот, пожалуйста, возьмите на память. Это все, что у меня есть. Спасибо вам еще раз…

Она протянула водителю брелок и пожала ему руку.

Они поднялись в квартиру. Наташа открыла дверь своим ключом. Зинаида Федоровна тихо сказала:

— Сережа спит.

Но он не спал: он лежал, по-прежнему скрючившись под пледом, лицом к стене. Он был очень бледен. Аркадий Николаевич сделал знак Наташе, чтобы она оставила их одних, и сел на кушетку рядом с мальчиком.