Ольга Приходченко - Я и ты

Перейду теперь от общих воспоминаний тех первых послевоенных лет к личным. Маросейка, где я вырос, в несколько смутных и сумбурных воспоминаниях далекого теперь послевоенного лихолетья – грохочущий под окнами трамвай (уж забыл, когда его сняли, кажется, в начале пятидесятых), бесконечная людская лавина майских и октябрьских демонстраций. Она проклевывалась чуть свет на сборных пунктах, пела и плясала, несясь по улицам бурлящей рекой, и допоздна никак не могла утихомириться. Мы выскакивали к воротам и завороженным взглядом провожали эту разношерстную, обернутую кумачом и скрывающуюся за сплошной портретной стеной вождей толпу. Иногда вклинивались в нее, что было непросто и опасно – определенные дяди с каменными лицами строго следили, чтобы никаких чужих, – и, если посчастливилось и не выгоняли за шиворот и пинком под зад (часто случалось и такое), то могли через сплошные милицейские кордоны и до Красной площади добраться. Правда, извилистый маршрут занимал часы – вместо максимум пятнадцати минут от дома до Спасской башни, если напрямую в обычные дни.

И, конечно, еще одно послевоенное явление – вьющиеся змеей несколько колец очереди за мукой. Ее давали два раза, а то и три – на Новый год выбрасывали. Строго по паре пакетов в руки. На руке чернильным карандашом выведен номер, чаще всего далекий трехзначный, а то и вовсе четырехзначный, ибо получить в две цифири – значит, не спать, с ночи записаться. Драки, ругань, мат-перемат. Спираль очереди раскручивалась медленно. Нас детский азарт захватывал, метались из магазина в магазин, от «Белова» к «Стеклянному», что на углу Старосадского, или к проходным, тянувшимся от Петроверигского переулка до Большого Спасоглинищевского. Подключали фантазию, искали лазейку, где легче протыриться. Тоже спорт, скажу вам. Главное – не попадаться на глаза и под горячую руку Митрофанычу, по прозвищу Заряжающий. Крутого нрава был мужик, никому спуску не давал, когда уж очень просили, рассказывал, как со своей пушкой Вислу форсировал, в Польше его и ранило тяжело. Одна рука так и висела плетью.

Но все это, повторяю, в несколько расплывчатых воспоминаниях. Но вот что отчетливо помнится по сей день, так это футбол во дворе с утра до самого темна с неохотным перерывом на школу и уроки, игры на деньги «пристенок» и «расшибец», где набивалась рука и вырабатывался глазомер. Шиком считалось с определенного расстояния попасть монетой или битой (у каждого были свои) в очерченный на земле небольшой квадрат и снять весь кон – горсть мелочи. И, конечно, «отмеры» – без одного, с одним, двумя. Горючая и довольно болезненно ощутимая смесь гимнастики и легкой атлетики, точнее прыжков через «коня» (им был водящий) и бега. О, как ценились спринтерские задатки и сильный толчок. Нужно было так разогнаться, мощно оттолкнуться от линии (никакого бруска не существовало) и взмыть высоко, чтобы, перелетая через «коня», не оседлать его. Сел верхом – штраф, занимаешь его место. Постепенно водящего (можете представить, как отбивали ему спину, поясницу и бока, если играющих был десяток) все дальше отодвигали от черты, и перепрыгивать разрешалось с одним шагом, двумя, а то и тремя. Это уже высший пилотаж, до финиша добирались немногие. В общем, что-то вроде дворового тройного прыжка, и свои Тер-Ованесяны, Санеевы и Бобы Бимоны были и тогда.

А зимой столь же опасной, как сейчас понимаю, однако не менее любимой была другая забава: плотно примотав к валенкам «снегурки» или «английский спорт», натянув палками веревку, чтобы не соскользнула, с верхнего обреза улицы, прямо напротив «Белова магазина» (там сейчас «Макдоналдс»), скатиться в самый низ. Только на субботу, когда толпа осаждала главную московскую синагогу, перекрывая Спасоглинищевский переулок (тогда улицу Архипова), был запрет.

Верхом форса считалось уцепиться крюком за борт ГАЗ-51 – если выпадет такое счастье. Дух захватывало, ветер всей упругой мощью хлестал по лицу. Остановиться просто так было невозможно: либо падаешь, что чревато последствиями, либо уж лети до конца. До известной «молочной» в доме 2/1 по Солянке. Не знающим тот московский район поведаю: это был настоящий, почти километровый скоростной спуск по ледяному желобу или уплотненному снежному насту. Другого такого естественного склона в центре Москвы нет, и я, перебросив мостик в день сегодняшний, так и вижу здесь соревнования по натурбану, могулу, сноуборду, да еще в вечерних огнях…

Но, странное дело, решиться сигануть не казалось тогда безумством. Кураж, бравада, выпендреж перед девочками, конечно, присутствовали, но вместе с ними – взятые из дворовых спортивных площадок ловкость, координация, сила, характер. Кстати, «английский спорт» и «снегурочки» считались в ту пору шиком. Ибо «гаги», «ножи» или «норвежки» (кто сейчас помнит о таких названиях!), а уж тем более хоккейные коньки купить в те годы было практически невозможно. Помню, мама все-таки достала мне «гаги», уже приклепанные к ботинкам. Я успел пофорсить на них по узким аллеям Парка имени Горького и широченной набережной Москвы-реки до Нескучного сада, пока однажды черт меня не дернул пойти на другой каток, поближе к дому. Уж не помню причину, наверное, надоело торчать в длиннющей очереди. Она перешейком переваливалась едва ли не через весь Крымский мост и ближе к кассам сбивалась настолько плотно, что, не опасаясь упасть, можно было пробираться к заветному окошку буквально по головам.

Итак, вместо ЦПКиО имени пролетарского писателя я отправился на Чистые пруды. О, вспомнил: все, конечно, из-за «Тарзана» случилось, который шел в «Колизее», и мы всем двором собирались на него после катка. Так вот, стоило на секунду в раздевалке зазеваться, заговорить со знакомыми девчонками, как коньки благополучно исчезли. Вот только что на скамейке лежали, спиной их ощущал – и бац, сперли. Кого-кого, а уж мелких воришек хватало с избытком.

Все меня утешали, как могли, особенно ребята с Кировской (сейчас – Мясницкой), из дома, что напротив Главпочтамта. Они знали кого-то из продавцов, то ли в ЦУМе, то ли в магазине «Динамо», и обещали через него приобрести новые. Среди них особенно выделялся один щуплый шустрый паренек. В любой мороз он катался без перчаток, в легкой курточке – и катался блестяще. Такие виражи на скорости закладывал! Вправо, влево, легко ехал спиной вперед (кстати, проблема даже для иных нынешних хоккеистов). Переполненный каток как завороженный наблюдал за ним и откровенно завидовал. Спустя годы еще большее восхищение будут вызывать его финты и голы. Звали парня Игорь Численко. Какой это был великий мастер футбола и русского хоккея, вряд ли надо напоминать. Чего стоят два его гола-близнеца, забитые сборной Англии на «Уэмбли»!