Симон Соловейчик - Непрописные истины воспитания. Избранные статьи

Снова скажу: нелепо выступать против приучения, не надо доказывать его пользу, но повернемся лицом к действительности: у нас всего полчаса в день на ребенка (в лучшем случае!), и если нами овладеет идея приучения, то все эти полчаса придется потратить на замечания, нотации, брань и угрозы. Нет такого мальчика на свете, который за день не совершил бы столько проступков, что старательным родителям хватит тридцати минут на их разбор и осуждение. А когда же ребенок услышит доброе слово? И от кого? Кто его приласкает, мальчика, если и мать, и отец переозабочены воспитанием и больше всего на свете боятся распустить ребенка?

Многие люди, и часто лучшие из них, говорят: «А меня в детстве вовсе не воспитывали. Родителям было не до меня». Не воспитывали, а вырос воспитанный человек, добрый, честный и трудолюбивый. Отчего так? Чудес в воспитании нет, и трудно предположить, что воспитанность целиком зависит от наследственности. Поэтому согласимся, что как бы наш ум ни противился этой зловредной мысли, все же надо признать, что воспитание без воспитания возможно. А если возможно и чаще всего дает хорошие результаты, то отчего и в своей семье не сократить количество воспитательных мероприятий, не перестать воспитывать детей с утра до ночи?

Представьте себе, что вы работаете с несколькими сотрудниками в одной комнате. Вы их воспитываете? Да они навсегда возненавидят вас за одно-единственное замечание, пусть даже и справедливое! Так и с детьми. Они тоже без радости относятся ко всем, кто их «воспитывает», делает им замечания и читает им нотации. Воспитание без воспитания – это жизнь с детьми в сотрудничестве. Отношения сотрудничества, когда их удается установить, воспитывают лучше любых воспитательных мер.

Страсть к воспитанию – одна из самых необоримых человеческих страстей. Каждый из нас кончал домашнюю педагогическую академию, каждый вроде бы знает, как надо воспитывать – так же, как и меня растили! И вдруг с удивлением обнаруживаем: то, что легко получалось у моей мамы, не получается у меня с моими детьми! А раз так, я делаю вывод: «Мои дети хуже, чем я был в их возрасте! Дети испортились!» На самом же деле и дети не стали хуже, и мы, родители, ничуть не слабее. Просто другие теперь условия жизни, а потому наших детей надо воспитывать не так, как воспитывали нас и наших сверстников.

Детская душа не поддается управлению – с ребенком можно лишь общаться, причем под словом «общение» я понимаю не всякий контакт, а только душевный. Управление и общение – действия совершенно разные, хотя в реальной жизни они часто сплетаются воедино и даже называются одним и тем же словом – «воспитание». Это все равно что складывать книги в стопку или читать их: в том и другом случае действия с книгами, но ведь есть же и разница! Управлять может только старший – младшим, сильный – слабым, а общаться как равные могут два любых человека, если между ними не стоит желание превосходства, «верха», власти. Управление, при всей его необходимости, иногда гнетет, а общение всегда поднимает, потому что вызывает к жизни лучшие силы души. Если воспитатель не умеет управлять детьми, он пропал; если он умеет только управлять – пропали дети.

Мальчик залез на дерево – это опасно для его жизни и служит дурным примером другим детям. Педагогика управления учит меня, как сделать, чтобы дети не лазали по деревьям, а занимались полезным делом, учит, каким тоном крикнуть мальчику: «Слезай сейчас же!» – и как наказать его, когда он спустится на землю. Педагогика общения, напротив, вовсе не говорит о том, как правильно снять мальчика с дерева. К разочарованию многих, она утверждает, что никакого «правильного» голоса, тона, способа, приема нет, что бывает, один отец тихо попросит – и сын послушается, а другой в ярости начнет стучать кулаками – и ничего не добьется, потому что все зависит от того, что за человек этот отец, насколько доверяет ему мальчик, как сложились их отношения. А скорее всего, мальчика вообще не следует снимать с дерева; надо просто стоять внизу, отчаянно трусить, но виду не подавать, да еще и похвалить сына тихонько, потому что наш мир в основном устроен руками тех людей, которые в детстве лазали по деревьям. Да, педагогика общения очень трудна! Ее спрашивают: «Как сделать?», а она отвечает вопросом: «А что вы за человек?»

Принято подчеркивать: воспитывает все, воспитывает каждый сантиметр и каждый встречный. Так оно и есть. Но слишком в это поверив, мы порой опускаем руки: коли воспитывает все, что же я могу поделать с ребенком? Я, воспитатель, беспомощен!

Так ли это? Вот у вас полчаса в день на сына – что ж, он может быть прекрасно воспитан и в эти полчаса, если мы будем помнить, что воспитание – это не уход, не надзор, а общение.

Каждый день ребенок получает некую порцию поощрения и порицания. Так вот, встречаясь с ним на полчаса, мы обычно торопимся выдать ему всю дневную норму порицаний. Ребенок не слышит доброго слова, а потому нередко стремится еще и сократить этот получасовой сеанс.

Нет сегодня реки на свете, которую не перекрыть плотиной: техника позволяет все. Все возможно! Но невозможно на каждой реке построить плотину из песка – условия не позволяют. Проведем аналогию – почему, скажите, результаты нашей педагогической деятельности нередко противоречат замыслам, планам и намерениям? Сколько сил уходит – и так ничтожен эффект! Да потому, что мы порой добиваемся невозможного – строим на песке.

Дети – страшные консерваторы, особенно младенцы. Их так трудно учить новому: обходиться без соски, пользоваться ложкой, переходить с каши на твердую пищу… Положите в кашу сахара чуть больше или чуть меньше, чем обычно, – сморщится и заорет на весь дом! И есть не станет.

Дети – страшные консерваторы, но они же и бесстрашные новаторы: экспериментируют, исследуют, пробуют на глаз, на ощупь, на зуб, и этого родители боятся еще больше, чем консервативной привычки. Родительский идеал ребенка выражен словами одной мамы:

– А мой спокойный. Посадишь его – он и сидит.

Не правда ли, чудо-дитя?

Так из двух потребностей, определяющих жизнь каждого ребенка, – потребности в безопасности и в развитии – для нас, родителей, важнее первая, а для мальчика или девочки – вторая. Двенадцатилетние дети, например, больше страдают от травм, полученных ими в различных житейских приключениях, чем от болезней. Но эти приключения так нужны ребенку, эта тяга к развитию так сильна! Ему хочется бегать, лазать на высокие деревья… Мы останавливаем его, оберегаем: обуздать, укротить! Но сила эта чаще всего неукротима.

Нам трудно угадать, когда именно и чему учить ребенка. То опережаем его возможности – и тогда он сопротивляется, то опаздываем – и тогда учение не идет впрок. Одному в четыре года покажи азбуку – он станет с охотой читать, а в семь лет азбука будет ему скучна. Другому и в семь рано садиться за книжку, а надо бы потерпеть год-два… Мы в состоянии ускорить развитие ребенка, но в пределах, заданных природой; мы в состоянии направить развитие в нужную сторону, но не можем остановить его. В развитии детей нет выключателей, только переключатели! Наше воспитание, как правило, однобоко – мы люди практичные, озабочены развитием ума сына или дочери. А они, сами того не замечая, поправляют нас, сами добывают себе развитие – и физическое, и нравственное, и умственное. Ребенок больше нас стремится к цельности, но мы порой не поддаемся, мы гнем свою линию и часто побеждаем – на несчастье ребенка. Увы, детскую тягу к развитию во многих случаях удается преодолеть. Иногда она бывает так слаба по природе, что мы справляемся с ней грозным надзором или отупляющим учением, а затем торжествуем победу воспитания, погубившего ребенка.