Иван Ефишов - Таинственные страницы. Занимательная криптография

Кобер разрешила эту проблему. Она предположила, что третий слог соединительный, то есть является и частью корня, и частью окончания слова. В качестве примера (табл. 8) она рассмотрела слово из аккадского языка – sadanu, имеющее корень sad и окончание anu в первом падеже.

Табл. 8. Соединительные слоги в аккадском слове sadanu

Здесь второй, соединительный слог меняется от -da к -du (корень для наглядности выделен заглавными буквами).

Продолжил дело Алисы Кобер английский архитектор Майкл Вентрис (1922–1956). Еще четырнадцатилетним школьником Вентрис побывал на популярной лекции Артура Эванса, посвященной в том числе и линейному письму Б. Майкл всерьез увлекся этой темой и решил дешифровать линейное письмо, но все же «ему самому казалось, что изучение старинных загадочных письмен не дело, а интересное и увлекательное времяпрепровождение, вроде решения кроссвордов [выделено мной. – И. Е. ]. Поэтому, окончив школу, он ‹…› поступил в архитектурный институт в Лондоне, так как и архитектура его с детства очень интересовала» {63}.

Майкл Вентрис окончательно, в июне 1951 года, дешифровал каждый символ, установил, что язык письма – греческий, и сопоставил каждому символу (слогу) его фонетическое звучание. Так, слово – столица минойского Крита, город Кносс, по слогам линейного письма Б читается как ko-no-si-ja.

Так что же предопределило успех английского гения Вентриса в деле дешифровки? Несомненно, ему помогло то, что он свободно говорил на шести европейских языках (и кроме того, немного знал русский), владел древнегреческим и латынью. Он применил математические методы для анализа текста глиняных табличек. Но было еще кое-что, что помогло ему.

Соратник Вентриса, преподаватель классических языков в Кембридже Джон Чедвик писал о нем: «Его мозг работал с поразительной быстротой… Микенцы были для него не смутной абстракцией, а живыми людьми… [Он] настолько хорошо знал [неразгаданные] тексты, что большие куски запечатлелись в его мозгу просто как зрительные образы … и вот тут-то пригодилось его архитектурное образование [выделено мной. – И. Е. ]. Глаз архитектора видит в здании не единственно лишь внешнюю сторону – беспорядочную мешанину декоративных элементов ‹…› он способен разглядеть то, что находится за ней: важные части орнамента, элементы конструкции и корпус здания. Так и Вентрис сумел разглядеть среди приводящего в замешательство многообразия загадочных символов и рисунков закономерности, которые раскрыли лежащую за ними внутреннюю структуру. Именно этим качеством – способностью разглядеть порядок в кажущемся беспорядке – характеризуются деяния всех великих людей».

Таким образом, как зрительное восприятие, так, возможно, и увлечение кроссвордами немало поспособствовали Майклу Вентрису в окончательной дешифровке линейного письма Б.

Осталось только привести решение фигурного кроссворда:

Глиняные таблички с клинописью шумеров и эгейской слоговой письменностью, папирусы с иероглифами древних египтян и многие другие дошедшие до нас письмена мертвых языков долгое время хранили в тайне смысл написанных на них текстов. Никто не мог в них ничего понять, хотя изначально эти тексты писались с прямо противоположной целью: чтобы любой грамотный человек мог их прочесть.

Постепенно их удалось расшифровать. Во многом этому способствовали найденные билингвы – двуязычные представления одного и того же текста в одном источнике. Например, иероглифы, как уже рассказывалось в этюде XVI, были расшифрованы благодаря Розеттскому камню, на котором один и тот же текст был записан как неразгаданными еще иероглифами, так и на хорошо известном древнегреческом языке. Но чтобы окончательно разобраться со структурой языка, понять его законы, одной только билингвой не обойтись: необходимо знать родственные языки, нередко также вымершие.

Так, Жан Франсуа Шампольон с детства мечтал первым прочесть загадочные иероглифы Древнего Египта. Мальчиком он начал учить древнееврейский и арабский языки. Далее последовали коптский (который оказался родственным древнеегипетскому языку), латынь, древнегреческий, эфиопский, китайский, персидский, арамейский и некоторые другие.

Майкл Вентрис, который расшифровал линейное письмо Б, свободно говорил на шести европейских языках. Знал он также древнегреческий и латынь, немного понимал и по-русски.

Георг Гротенфенд (1775–1853) в 1802 году на пари всего за несколько недель дешифровал неизвестную ему ранее систему письма – древнеперсидскую клинопись. Гротенфенд был учителем классических языков и случайно узнал о персепольской надписи, над дешифровкой которой ученые бились уже несколько десятилетий. Он предположил, что язык надписи древнеперсидский и клинописные таблички относятся к династии Ахеменидов (VI–IV века до н. э.). Древнеперсидский к тому времени был мертвым языком. Гротенфенд знал, что цари (шахиншахи) из персидской династии Сасанидов, правившие уже в III–VII веках (от Ахеменидов их отделяло более 750 лет), дословно себя величали титулатурой «Такой-то, царь великий, царь царей, такого-то царя сын, Сасанид». Парфянский (среднеперсидский) язык державы Сасанидов являлся наследником древнеперсидского языка, но тексты записывались не клинописью, а значками арамейской письменности и собственными идеограммами. Гротенфенд решил искать вышеприведенный громоздкий титул и в клинописных табличках. Ключом к дешифровке оказалось слово «царь», повторяющееся в титуле четыре раза. Определив клинышки, соответствующие этому слову, Гротенфенд сумел дешифровать древнеперсидский язык. Более того, зная историю Древней Персии, он сумел по именам царей Ксеркса и Дария прочесть, озвучить древнюю клинопись. Заметим, что имена Ксеркс и Дарий мы знаем из греческих источников. Используя собрание древних священных зороастрийских текстов «Авеста», Гротенфенд реконструировал имена древних царей как Хшарша (Ксеркс) и Дархейш (Дарий).

Повторимся, Гротенфенд, когда приступал к разгадыванию персепольской надписи, не владел ни одним из восточных языков. Тем не менее он сумел подметить в них общие черты. Думается, что ему помогли хорошее знание истории, греческого и латыни, понимание общих принципов грамматики, а также «культурного кода» исчезнувшего языка.