Игорь Красавин - Techne. Сборка сообщества

Различия в институциональной организации сообществ были связаны с вариациями сочетаний капитала и власти, но сами эти сочетания не являлись «вещью-в-себе», какими-то особыми практиками, заключающими какой-то особый разум. Принципиальная способность сообществ к созданию различных политических и экономических институтов была (и есть) у всех. Разные институциональные устройства формировались сочетанием объективных условий коммуникации, в рамках которых создавались отношения власти и капитала. Как таковая, способность к развитию определялась не атрибутивными различиями отдельных занятий, практик или норм, а самим фактом коммуникации и ее интенсивностью, вызывавшими рост торгового капитала, военного насилия или административного контроля. Роль и влияние землевладельцев, бюрократов и капиталистов зависели от тех возможностей, обязательств и рисков, которые предоставляли отношения сообществ и которые нельзя было игнорировать. В равной мере, в общей экономике и политике они создавали разомкнутые и замкнутые сообщества и регрессировали к примитивным формам, когда обстоятельства оказывались плачевны.

Эту деформацию вызывали процессы дифференциации и концентрации основных активов и власти. Под влиянием внешних воздействий – конъюнктуры, политики соседей – внутренняя коммуникация социальных групп меняется: одни усиливаются, другие ослабляются, происходит ротация элит и закрепление возникшей ситуации в новом институциональном соглашении. Аристократы превращались в буржуа, те в бюрократов, которые становились аристократами, и наоборот. Реагируя на текущие процессы в характерных для своего сообщества объективных условиях, верхушка соответствующим образом распоряжалась, организовывала, направляла получаемые власть и активы, превращая их в монопольную ренту или создавая новые формы организации и включения участников.

Если отвлечься от деталей атрибутов, присущих конкретным занятиям, инверсия отношений сообществ и групп покажет циклическую динамику. Все они сравнительно успешно управляли сообществами и направляли институциональную структуру на выполнение необходимых действий, если коммуникативная среда подталкивала их к этому. И так же успешно, независимо от рода занятий и убеждений, они присваивали себе, формально и по факту, максимум общественных активов и деформировали институциональную структуру сообщества. Условия, в которых пути развития сообществ круто меняли свой путь, заключались в достижении институциональных пределов роста, то есть невозможности бесконечного расширения территориального влияния экономических и политических организаций, увеличения численности и доходов населения, накопления и концентрации активов в конечной институциональной структуре.

Несмотря на различия в последовательности локальных процессов, можно выделить инвариант развития событий, воздействовавших на традиционные и капиталистические сообщества. В слабо урбанизированных сообществах кратковременное расширение коммуникации и общий экономический рост приводили к чрезмерной концентрации земельных активов в руках местной и общеимперской верхушки, властной и торговой аристократии. Следствием было замыкание сообществ, выход территорий из общего рынка и попытки политического сепаратизма, которые нередко приводили к развалу государства. Зависимость власти от лояльности верхней страты общества не позволяла осуществить перераспределение активов, а территориальное расширение сталкивалось с трудностями устойчивого управления чрезмерно протяженных пространств.

В урбанизированных сообществах с высокой социальной динамикой, где от рынка зависит большая часть населения, та же ситуация дифференцированной концентрации представлена тенденцией прибыли к понижению (вследствие нарастающей конкуренции) и стремлением деловых организаций к монополии (олигополии). Происходя на множестве рынков, этот процесс требовал институциональных изменений, поскольку доходы концентрировались среди немногих участников, тогда как остальные получали расходы. Разрушив прежний порядок, односторонняя монополия резко снижала и уровень социальной динамики, и степень насыщенности отношений коммуникации, сохраняя исключительное положение элит за счет всего остального общества.

Если институциональная структура не менялась, события принимали совсем дурной оборот – архаизация отношений сопровождалась мучительными социальными бедствиями: безработицей, обнищанием, голодом и столкновениями, вплоть до гражданских войн. Большая плотность связей, по сравнению с традиционными обществами, позволяла сохранить территориальную целостность государства, но уровень развития социальной системы существенно снижался. Городские сообщества империй древности и средневековья становились аграрными, разделение труда и капитала среднего класса сменялось латифундиями немногочисленной верхушки.

В Новое Время в связи с ростом взаимосвязей сообществ социальные издержки достижения институциональных пределов начали снижаться, но политическая и экономическая экспансия каждого из гегемонов в таких случаях прекращалась, а влияние их сообществ сворачивалось 113. Одновременно исчезал выстроенный ими институциональный порядок: периферия необратимо изменялась, а бывший лидер был уже не в состоянии ее контролировать. Историческое развитие мирового и региональных рынков способствовало появлению сообществ, где слабая государственная власть встретилась с сильным капиталом. Следствием этого было подчинение государственной власти задачам, стоящим перед капиталом, что привело к ускорению экономического роста и появлению все более сложных форм социальной организации.

В наше время целенаправленное поддержание зависимости власти от капитала, выросшее в разветвленные институциональные формы, позволило не переводить капитал в случае его перенакопления в земельные и другие материальные активы (хотя недвижимость до сих пор остается излюбленным объектом инвестиций), а превратить в свободные «потоки» финансовой коммуникации, независимой от решений локальной государственной власти. В такие годы банкиры начинают править миром, в особенности те, кто способен влиять на принятие властных решений.

Однако чрезмерная концентрация этих потоков снижает производительность социальной системы. Во-первых, такой огромный капитал не в состоянии найти себе применения в слишком маленьких или небезопасных институциональных объединениях сообществ. Капитал накапливается быстрее, чем социальная система успевает создать ему приложений. Одна часть общества страдает от нехватки объектов для инвестиций, другая от бедности. Во-вторых, те объединения, которые создают и получают достаточно капитала, расширяют степень своего влияния и контроля над экономикой и политикой. Их зависимость от центров скопления капитала выражается в крайней неравномерности социальной структуры, которая при колебаниях конъюнктуры деформируется и производит трансформацию сообщества. Наиболее независимые и успешные сообщества втягиваются в борьбу за контроль системы коммуникации и создание новых институциональных объединений. Попытки адаптации всех участников к изменениям трансформируют старую институциональную систему. Капитал настолько расширяется, а возможности институционального контроля со стороны гегемона становятся настолько ограниченными или неопределенными, что затраты в виде войн, долгов, непроизводительных трат оказываются непропорциональными получаемым доходам и приводят к крушению гегемонической структуры 114.