Лиза Рэндалл - Достучаться до небес: Научный взгляд на устройство Вселенной

Так что Брукс и Гладуэлл, несомненно, в чем‑то правы. Мастерство и талант, конечно, имеют значение, но на них далеко не уедешь, если не добавить сосредоточенность и навыки, приобретенные за счет преданности идее и бесконечной практики. Однако возможности в раннем возрасте и систематическая подготовка —· тоже далеко не все. Те, кто говорит об этом, забывают, что способность сосредоточиться на чем‑то одном и практиковаться без устали — само по себе редкое умение. Больше всего пользы от учения и многократного повторения, естественно, получат те исключительные люди, кто способен учиться на собственном опыте и удерживать в голове все полученные уроки. Упорство — вот ключ к сосредоточенности и усердию, которые в конце концов обязательно принесут свои плоды как в научных исследованиях, так и в любой другой творческой области.

Название первого аромата, созданного Келвином Кляйном, — Obsession («Одержимость») — не случайно: он добился успеха, потому что (по его собственным словам) был одержим. Даже если профессиональные гольфисты, отрабатывая удар, повторяют его бесчисленное количество раз, я никогда не поверю, что любой человек способен тысячу раз ударить по мячу, не потеряв сосредоточенности и не испытывая ни скуки, ни разочарования. Мой друг–скалолаз Кай Цинн, работающий на сложнейших маршрутах, запоминает подробности маршрута гораздо лучше, чем я. Это, в свою очередь, дает ему стимул продолжать занятия. Мне станет скучно, я выберу маршрут попроще и останусь очень посредственной скалолазкой, тогда как Кай, умеющий учиться на повторении одного и того же, будет постоянно повышать свою квалификацию. Натуралист, математик и писатель XVIII в. Жорж–Луи Леклерк так охарактеризовал эту способность: «Гений есть не что иное, как дар огромного терпения». Хотя я бы добавила, что гений — это еще и нетерпимость к застою, к отсутствию развития.

Научные исследования невозможны без практики, без технической подготовки и упорства. Но этого мало. Аутисты — не говоря уже о некоторых научных сотрудниках и многих чиновниках — нередко демонстрируют прекрасную техническую осведомленность, но им откровенно не хватает творческого подхода и воображения. В наши дни достаточно сходить в кинотеатр, чтобы убедиться, что одного только упорства и технических достижений без воображения и креативности недостаточно. Бесконечные сцены, в которых одни нарисованные чудовища сражаются с другими нарисованными чудовищами, сами по себе, конечно, выглядят внушительно, но такому сюжету, как правило, не хватает энергии, чтобы полностью захватить многих зрителей. По крайней мере я часто засыпаю в кинозале, несмотря на все световые и звуковые эффекты.

Для меня самые захватывающие фильмы — те, что обращаются к серьезным вопросам и реальным идеям, но передают их через простые примеры, которые каждый человек может понять и оценить. Фильм «Касабланка» рассказывает о патриотизме и любви, о войне и верности, но хотя Рик и говорит Ильзе, что «не нужно много ума, чтобы понять: проблемы трех маленьких людей в этом безумном мире ничего не стоят», именно эти трое повинны в том, что фильм меня захватил (плюс, конечно, работа Петера Лорре и Клода Рейнса).

В науке тоже правильные вопросы часто ставит тот, кто удерживает в уме одновременно и глобальное, и частное. Существуют великие проблемы, решить которые мечтает каждый, и существуют маленькие вопросы, которые кажутся несложными. Поставить перед собой крупную проблему, как правило, недостаточно, потому что к реальному продвижению обычно приводит решение небольших вопросов. В одной песчинке действительно можно увидеть целый мир.

Важная способность любого творческого человека—это умение правильно поставить вопрос. Творческие люди стремятся распознать перспективный, интересный и, самое главное, реальный путь к истине и в конце концов верно сформулировать вопросы. В науке лучший подход — это сосредоточенность на небольшой проблеме и при этом учет глобальных вопросов. Иногда крохотная проблема или противоречие становятся ключом к большому открытию.

Революционные идеи Дарвина отчасти выросли из повседневных наблюдений за птицами и растениями. Вычисление прецессии перигелия орбиты Меркурия не было результатом ошибки измерений, а указывало на ограниченность действия законов физики Ньютона. Этот результат стал одним из свидетельств в пользу теории гравитации Эйнштейна. Несовпадения, которые кому‑то покажутся слишком мелкими и незначительными, на самом деле могут показать путь к новым концепциям, но лишь тем, кто сумеет взглянуть на проблему под правильным углом.

Эйнштейн поначалу вообще не собирался заниматься гравитацией. Он пытался разобраться в следствиях недавно разработанной теории электромагнетизма. Ученый сосредоточился на странных или даже противоречивых аспектах симметрии, как все тогда думали, пространства и времени, а закончил тем, что революционным образом изменил наше мировоззрение. Эйнштейн считал, что во всем должен быть смысл; ему хватило настойчивости, чтобы догадаться в конце концов, в чем этот смысл может заключаться.

Или взглянем на современные научные исследования. Вопрос о том, почему некоторые взаимодействия не могут происходить согласно суперсимметричным теориям, кому‑то может показаться пустяком. В 1980–е гг. моего коллегу Дэвида Каплана засмеяли, когда он попытался в Европе поговорить о подобных проблемах. Но оказалось, что этот вопрос — богатый источник новых данных как о суперсимметрии, так и о ее нарушениях; на его базе возникли новые гипотезы, которые сегодня готовятся проверять экспериментаторы на БАКе.

Я твердо верю в то, что Вселенная непротиворечива и что любое отклонение подразумевает какую‑то интересную, но пока не открытую особенность. После того как я заявила об этом на одной презентации, какой‑то блогер написал, что я идеалистка. На самом же деле для многих ученых убежденность в непротиворечивости Вселенной — одна из основных, вероятно, движущих сил при выборе тем и вопросов для изучения.

Кроме того, многие известные мне творческие люди обладают способностью удерживать в сознании одновременно значительное число вопросов и идей. Любой может заглянуть в Google и выяснить что‑то об интересующем его предмете, но, если вы не умеете компоновать факты и идеи нестандартным образом, вам вряд ли удастся обнаружить что‑нибудь новое. Именно при столкновении разнонаправленных идей нередко рождаются новые научные гипотезы и произведения искусства.

Многие предпочитают работать линейно. Но это означает, что на первом же непреодолимом препятствии, при первых же сомнениях в верности выбранного пути путешествие заканчивается. Подобно многим писателям и художникам, ученые продвигаются вперед скачкообразно. Как правило, это нелинейный процесс. Некоторые детали головоломки удается понять, другие приходится временно отодвигать в сторону и оставлять на потом. Мало кому удается до конца разобраться в теории после одного–единственно- го прочтения. Приходится считать, что когда‑нибудь мы до конца во всем разберемся, что мы можем себе позволить пока пропустить кое–какие неясности, а потом, добравшись до конца, к ним вернуться. Приходится погружаться в тему с головой, чтобы продолжать работу над ней — и над понятными кусками, и над непонятными.