Анатолий Вассерман - Монологи эпохи. Факты и факты

Прутский поход Петра – явное следствие чисто тактического мышления. В погоне за Карлом Пётр нарушил мирный договор с Турцией, хотя еще в тысяча семисотом сам добился его с немалым трудом. Шедших с ним войск заведомо не хватало не то что на полномасштабную войну, но даже на пограничный конфликт. Из окружения он выбрался только массовым подкупом турецких чиновников (его жена Екатерина раздала на взятки все свои драгоценности) и ценой отказа от черноморских портов, завоёванных ранее. Карл же, оставаясь в Турции пять лет, вернулся на родину, лишь когда его верные подчинённые подготовили в Швеции – без помех со стороны Петра – новую армию для очередного раунда войны.

Западные обычаи Пётр заимствовал разборчиво. Европейскую традицию свободы личного выбора он не только отвергал, но и старательно искоренял её ростки, поднявшиеся в России при Алексее Михайловиче. Зато без особых размышлений насаждались курение, парики, короткие штаны (в северном климате России малопригодные) и прочие внешние приметы иностранного образа жизни. Алексей Михайлович думал о содержании, а Пётр Алексеевич, не приемля содержания, заботился больше о форме.

Реформы Петра затронули, по сути, только верхушку общества. Основная же масса населения – крестьянство – не только не втягивалась в преобразования, но, напротив, принудительно изолировалась от большинства перемен. Даже изменения, уже прошедшие при Алексее, отменялись: так, значительная часть лично свободных крестьян вновь оказалась закрепощена.

Главным результатом петровской эпохи стал раскол русского народа на две части, не только не имеющие между собою почти ничего общего (даже язык у них изрядно различался), но и видящие друг в друге едва ли не главных врагов.

Тем не менее в народном сознании Пётр удостоен титула Великий. А вот его отец назван всего лишь Тишайшим. Хотя при нём Россия приросла и территориально, и экономически, и численно. А Пётр заплатил за явно меньшие земли на южном берегу Балтики – да за клочок приневских болот – жизнями более трети своих подданных и всеобщим разорением.

Миф о Великом Петре культивировался триста лет, хотя в значительной степени именно Петру русский народ и обязан потерей самобытности. Именно с той поры и до сих пор мы так и норовим пролезть в окно там, где все проходят через дверь.

И я сомневаюсь, что одна только лишь реставрация дворца Алексея Михайловича в Коломенском заповедном парке сильно изменит эту традицию.

Большое видится на расстоянии, даже если оно меньше, чем человеческий век.

Несколько лет назад предложение о возвращении памятника Дзержинскому на прежнее место – в центр Москвы на Лубянскую площадь – вызвало бурную реакцию. Хотя и далеко не однозначную. Так, на самом высоком уровне идею не отвергли безоговорочно, а лишь сочли несвоевременной.

Напряжённость спора вполне понятна. Ведь предложено, в сущности, вернуть и саму личность Дзержинского на заслуженное место в российской истории.

Место в высшей степени значимое. Это очевидно, если вспомнить ключевые моменты деятельности другой исторической личности той эпохи – Ленина. Тот относился к стране и её народу куда безжалостнее Дзержинского. Именно по его инициативе в России начали расстреливать офицеров, высылать интеллигенцию, создавать концлагеря… [2]

Но вместе с этой бесспорно грязной водой мы – кто бессознательно, а кто и вполне расчётливо – выплёскиваем и ребёнка.

Ленин приложил для взятия власти усилия куда меньшие, чем принято было утверждать в позднейшей историографии. Фактически он подобрал власть, выпавшую из рук предыдущего режима. Так же, как и так называемые «демократы» всего лишь подобрали власть, уроненную КПСС в начале девяностых.

Последующая жестокость Ленина и его соратников в значительной степени порождена яростью той борьбы, которую повели против них, спохватившись, былые хозяева жизни. А в такой борьбе всё ценится иначе, нежели в мирное время.

Скажем, маршала Жукова сейчас упрекают за слишком дорогую цену всех его побед. Но весь мировой опыт показывает: подобная кровавая цена зачастую оказывается единственным способом обретения победы. Кровь же, пролитая проигравшим полководцем (как бы мало её ни было), отдана впустую. Не зря говорят: «Победителей не судят!»

Ленин поначалу ставил перед собою цель, в полном объёме не достижимую. Впрочем, он сам это сознавал. Он пытался втиснуть Россию в Прокрустово ложе марксовых схем. Хотя по тому же Марксу Россия к этому готова не была.

Но трёх-четырёх лет Ильичу хватило, чтобы публично признать провал теоретической схемы и перейти к принципиально новому варианту экономической политики.

Я, профессионально занимаясь изобретениями, полагаю НЭП одним из гениальнейших изобретений в истории человечества. НЭП позволил отечественной экономике не просто встать на ноги, но и в кратчайшие сроки заметно повысить благосостояние граждан по сравнению с имперскими временами. Да и удержать страну в границах, мало отличающихся от довоенных, без НЭП вряд ли удалось бы.

При введении новой политики Ленин встретил жесточайшее сопротивление – но не позволил идеологическим знамёнам превратиться в копья. Бывшие соратники готовы были буквально затоптать его за новое предложение. Но он нашёл способ переубедить их. Так что и волки оказались сыты, и овцы целы. А за то, что произошло после смерти Ленина, сам он уже никак не может отвечать. Он-то постоянно и вполне отчётливо говорил, что НЭП всерьёз и надолго.

В рамках российской экономической политики были приняты выдающиеся государственные программы – например, ГОЭЛРО. Эти программы не просто беспрецедентны в мировой истории. Они сами стали прецедентом. Им подражали во множестве государств. В первую очередь – в Китае. Но и за океаном через десятилетие в числе ключевых ступеней выхода из Великой Депрессии оказалась гидроэнергетическая программа в долине реки Теннесси, почти дословно списанная с ГОЭЛРО.

В осуществлении всех хозяйственных программ – в том числе и негосударственной их части – Дзержинский был одним из главных соратников Ленина.

Он проявил в экономике организаторский талант ничуть не меньший, чем в политике. Многие его решения по развитию инфраструктуры страны остаются предметом подражания менеджеров высшего ранга. Уже за одно это он, бесспорно, заслуживает увековечения.

То, что он вышел из спецслужб – более того, сам их создавал – и активно причастен к репрессиям (пусть даже и вызванным чрезвычайными обстоятельствами эпохи) – несомненно, плевелы. Но от этих плевел необходимо отделить зёрна – рациональные и весьма многочисленные.