Мэри Роуч - Жизнь после смерти

Исследования, касающиеся тигров, кое-что подсказали Тенди. Сам факт того, что люди в большинстве своем восприимчивы к инфразвуку, его озадачил. Почему в процессе эволюции мы обрели такую возможность, если инфразвук не нужен нам для общения? Возможно, чтобы слышать хищников. Способность ощутить присутствие зверя где-то по соседству была – по крайней мере, для первобытного человека – ценным свойством. «Не исключено, что в подвале бывали люди, у которых «тигриный детектор» работает всегда – как бывало в далеком прошлом».

Научные исследования полностью согласуются с проделанной Виком работой. Тигры издают звуки в широком диапазоне – как слышимые, так и не слышимые (нами). Однако их рык, как показывают измерения звуковой волны, захватывает и диапазон ниже 18 Гц – очень близко к той частоте, которая заставляла вибрировать рапиру Тенди. Чтобы проверить, действительно ли тигры используют инфразвук для отваживания потенциальных соперников, Элизабет фон Мюггентхалер, записывавшая тигриные голоса в научно-исследовательских целях, воспроизводила в естественной среде рычание и ворчание этих больших кошек через мощные динамики. Если акустической науке когда-либо и удавалось пробиться сквозь скучные заключения, связанные с аудиограммами и анализом звуковых спектров, то именно в данном случае. Как сообщала в своих отчетах фон Мюггентхалер, записи заставили нескольких тигров «рычать и прыгать на динамики».

Вы можете провести аналогичный эксперимент и на себе. Для этого включите динамик или колонки компьютера на максимальную мощность, зайдите на сайт www. acoustics.org/press/145th/Walsh2.html, перейдите к разделу, посвященному рычанию, и кликните мышкой на иконке с изображением динамика. Хотя и знаю, что при этом происходит, но всякий раз, когда это действительно случается, чувствую себя маленькой напуганной собачкой. Помню, однажды я зашла в местный зоопарк и отправилась к клеткам с крупными хищными кошками. После кормежки тигры и львы рычали в своих вольерах не меньше минуты. Я даже закричала – хотя и не была совсем уж подавлена этим рыком. До того случая я дважды реагировала подобным смущавшим меня образом на то, что, как я полагаю, было связано с воздействием инфразвука. Первый раз – когда я стояла на крыше, а надо мной с ревом пронесся военный самолет из эскадрильи «Голубых ангелов», а второй – когда находилась на расстоянии двух кварталов от взрываемого здания (причем в тот момент, когда оно взлетело на воздух). И еще я всегда ощущала невыразимую боль в груди, когда по воскресеньям посещала мессу – дабы Бог мог заглянуть в меня и узнать, что я не слушаю Его. Теперь думаю, что так влияла на меня органная музыка. Наверное, я восприимчива к инфразвуку.

Надеюсь вскоре проверить, так ли это, на деле: Тенди обещает поместить меня в зону действия какой-нибудь инфразвуковой волны с частотой 19 Гц. Фактически туда мы сейчас и пойдем. Вик встает с кушетки. Мы что, отправляемся в хонтинг-тур по замку Варвик? Но Тенди останавливается на втором этаже на полпути к холлу и, спустившись по лестнице на половину пролета, поворачивает налево. Нет, наша цель – не замок Варвик. Мы идем в гостиную. «У вас будет прекрасная возможность ощутить на себе волну частотой в 19 герц. Я приготовил свое оборудование специально для вас».

Ноутбук Тенди настроен так, чтобы направить генерируемый компьютером инфразвук на усилитель, а с него – на сабвуфер. Вик подвигает ко мне стул. Колонка сабвуфера установлена прямо на столе. «Готовы?» – спрашивает Тенди.

Он что-то вводит с клавиатуры ноутбука. Мы спокойно сидим, слегка наклонив головы и как будто ожидая, что из динамика прозвучит любезное приветствие.

Мне кажется, я что-то улавливаю, а затем теряю и снова пытаюсь уловить. Вик говорит, что когда шел инфразвук, он тоже ничего не почувствовал. Но заметил, что потом, когда он уже все выключал, комната ощущалась как-то по-новому. Поэтому мы на время выключали инфразвук, затем включали и снова выключали. Трудно сказать что-то определенное. Действительно, нечто неуловимое.

Входит Линн, чтобы накрыть стол к обеду. Когда она выходит, я прошу Тенди включить инфразвук еще раз. Он склоняется над клавиатурой и что-то набирает на ней. Это что – мягкое гудение в моей голове? Нечто едва различимое, неописуемое и таинственное? Оно здесь, я чувствую, что оно здесь. «Я уже начинаю кое-что чувствовать», – шепчу я.

Тенди отрывает взгляд от клавиатуры и смотрит на меня. «Я еще ничего не включал».

Если вы спросите меня, какое объяснение наиболее правдоподобно – присутствие привидений или наличие инфразвука, – я предложу вам обратиться к мудрости, связанной с «бритвой Оккама» (или «лезвием Оккама». – Прим. переводчика ). [67]В соответствии с этим принципом, если две теории конкурируют друг с другом, вам лучше выбирать самую простую и не заводящую уж слишком далеко. Но, в зависимости от того, в чьих руках «бритва», взгляды на происходящее могут различаться. Для верящих в жизнь после смерти самое естественное объяснение того, что кто-то слышит голос умершего папочки, заключается в мысли, будто говорит душа умершего папочки. При таком взгляде на мир инфразвук, вибрация глазного яблока и стрессовая реакция «сражайся или беги» суть ненужные и маловероятные сложности. Однако для менее склонных к спиритизму идея о том, что душа, покидая тело при смерти, затем продолжает существовать в виде упорядоченной формы и способна вступать в контакт с живыми, требует более тщательно проработанного объяснения – каким бы сложным оно ни казалось.

Но, может быть, нам пора сбросить с себя путы бесконечной сложности научного метода? Возможно, нам смогут что-нибудь дать иные способы сбора данных? Не приходилось ли, к примеру, кому-либо доказывать существование привидений в суде – юридическим образом? Приходилось. Дело происходило около 80 лет назад в фермерской местности Северной Каролины.

Летом 1925 года ничем не примечательное течение жизни одного фермера из Москвилля, Северная Каролина, было нарушено, и все как бы сдвинулось на несколько акров в сторону от обычного порядка вещей. Джеймс Пинкни Чаффин жил с женой и дочерью в четырехкомнатном доме над речкой, протекавшей через поле, на котором он выращивал сахарный тростник и хлопок. Последний Чаффин собирал и паковал в тюки сам, а из выращенного сахарного тростника делал мелассу. Ее он разливал по кувшинам и, взвалив на спину, разносил соседям и жителям городка Москвилль. Так же он поступал и с маслом, которое взбивала его жена, и с топорищами, которые продавал по 25 центов за штуку. По воскресеньям Джеймс отправлялся вместе с семьей за две мили в баптистскую церковь, где всякий раз садился на одно и то же место рядом с открытым окном – «чтобы можно было сплевывать табак», как вспоминал его внук Лестер. По вечерам Чаффин сиживал у огонька, смазывал жиром свои ботинки и точил ножи. Он не пил и не курил. И был, по словам Лестера, человеком простым, «как старый башмак».