Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Однако слова «последний оставшийся вид дискриминации» всегда стоит произносить с осторожностью. Если освободительные движения хоть чему-то нас научили, то прежде всего тому, что очень сложно выявить скрытые предрассудки в нашем отношении к тем или иным группам, пока нам специально на них не укажут.

Движение за освобождение требует от нас расширения моральных горизонтов. Подходы, которые прежде считались естественными и неизбежными, в один прекрасный момент оказываются следствием необоснованных предрассудков. Кто возьмется с уверенностью утверждать, что все его действия правомерны и оправданны и ни одно из них не может вызывать вопросы? Если мы не хотим оказаться в числе угнетателей, следует пересмотреть отношение ко всем прочим группам, в том числе к крупнейшим. Нужно взглянуть на наши убеждения с позиции тех, кто от них страдает, и судить об этих убеждениях по действиям, которые они порождают. Если мы сделаем такой непривычный мысленный скачок, то можем обнаружить, что все наши действия и методы постоянно приносят выгоду одной и той же группе – обычно той, к которой принадлежим мы сами, – за счет угнетения другой группы. И тогда станет понятно, что необходимо новое освободительное движение.

Цель этой книги – побудить вас совершить такой мысленный скачок, задумавшись об отношении к очень большой группе существ – представителям видов животных, отличных от Homo sapiens . Я уверен, что наше нынешнее отношение к этим существам – следствие долгой истории предрассудков и произвольной дискриминации. Я не вижу никаких оснований, кроме эгоистического желания сохранить привилегии группы эксплуататоров, для отказа от применения принципа равенства к представителям других видов. Я прошу вас осознать, что ваше отношение к другим видам строится на предрассудках столь же предосудительных, как предрассудки на основе пола или расы.

По сравнению с другими освободительными движениями у движения за права животных много ограничений. Первое и самое очевидное из них состоит в том, что представители эксплуатируемой группы не могут сами организовать коллективный протест против жестокого обращения (хотя каждое отдельное животное способно протестовать – и протестует в меру своих способностей). Мы должны выступить от имени тех, кто не может заявить о себе самостоятельно. Всю серьезность этого ограничения нетрудно понять, если задаться вопросом: как долго чернокожим пришлось бы ждать равноправия, если бы они не могли постоять за себя и потребовать уважения? Чем меньше у группы возможностей выступить и самоорганизоваться против угнетения, тем легче ее угнетать.

Однако перспективы движения за права животных больше осложняет тот факт, что почти все представители группы угнетателей непосредственно вовлечены в процесс угнетения и извлекают из него выгоду. Мало кто из людей может взглянуть на проблему угнетения животных беспристрастно – так, как белые северяне в свое время взглянули на институт рабства в южных штатах США. Тем, кто каждый день употребляет в пищу куски убитых животных других видов, сложно поверить, что они поступают неправильно; кроме того, им трудно понять, что же еще, собственно, они могут есть. Таким образом, любой мясоед оказывается заинтересованной стороной. Люди извлекают выгоду (или думают, что извлекают ее) из сложившегося пренебрежения интересами других видов. Из-за этого их крайне сложно переубедить. Многие ли рабовладельцы с Юга прислушались к аргументам аболиционистов с Севера – к тем тезисам, которые сейчас разделяют практически все? Некоторые, но весьма немногие. Я могу попросить вас (и прошу) ненадолго забыть о своей любви к мясу, пока вы будете знакомиться с аргументами, приведенными в этой книге; но по собственному опыту я знаю, что при всем желании сделать это будет непросто. Ведь за позывом поесть мяса стоит многолетняя привычка к мясоедению, которая и обусловила наше отношение к животным.

Привычка. Это последнее препятствие на пути к освобождению животных. Нам предстоит пересмотреть и изменить не только пищевые, но и мыслительные, и языковые привычки. Мыслительные привычки заставляют нас отмахиваться от описаний жестокого обращения с животными и считать их давящими на жалость и нацеленными лишь на «любителей зверушек»; или же эта проблема кажется настолько малозначимой по сравнению с проблемами людей, что ни один разумный человек не будет уделять ей время и внимание. Но это тоже предрассудок – откуда мы знаем, что проблема малозначима, если не уделили ей должного внимания? Хотя в этой книге подробно рассматриваются лишь две из множества сфер, в которых люди заставляют животных страдать, я не думаю, что кто-то, прочитав книгу до конца, продолжит считать проблемы людей единственными достойными внимания и времени.

С когнитивными привычками, которые заставляют нас игнорировать интересы животных, можно бороться, как я борюсь с ними на следующих страницах. Эта борьба должна проявляться и в языке – в моем случае в английском. Английский язык, как и прочие, отражает предубеждения его носителей. Поэтому авторы, желающие пересмотреть стереотипы, сталкиваются с известной проблемой: либо они используют язык, отражающий все те предрассудки, с которыми они намерены бороться, либо им не удастся донести свою точку зрения до читателей. В этой книге я вынужден идти первым путем. Мы по традиции подразумеваем под «животными» животных иных видов, отличных от человека. При таком словоупотреблении человек противопоставляется другим животным: предполагается, что сами мы вовсе не животные, – хотя каждый, кто обладает элементарными познаниями в биологии, понимает, что это не так.

В расхожем употреблении слово «животные» объединяет такие разные создания, как устрицы и шимпанзе, но при этом отделяет шимпанзе от людей, хотя с точки зрения родства обезьяны куда ближе к человеку, чем к устрицам. Поскольку в языке нет отдельного слова для обозначения животного, не являющегося человеком, мне пришлось и в названии книги, и на ее страницах использовать слово «животное» так, как если бы оно не относилось к человеку. Это досадное отступление от стандартов революционной чистоты, но оно, по-видимому, необходимо для успешной коммуникации. Однако иногда, чтобы напомнить вам о том, что слово «животное» употребляется лишь для удобства, я буду использовать более длинные и точные описания существ, которых раньше именовали неразумными созданиями. В остальных случаях я также постараюсь избегать выражений, принижающих животных или искажающих истинную природу пищи, которую мы едим.

Основные идеи «Освобождения животных» очень просты. Я попытался написать информативную книгу, для понимания которой не требуется профессиональная подготовка. Однако начать я решил с изложения тех принципов, на которых строятся мои рассуждения. Хотя ничего сложного в них нет, читатели, не привыкшие к подобному формату, могут счесть первую главу слишком умозрительной. Но не откладывайте книгу. В последующих главах мы рассмотрим малоизвестные подробности того, как наш вид угнетает другие виды. И в этом угнетении, как и в главах, где оно описано, уже ничего умозрительного нет.