Михаил Алексеев - 22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. Книга 2

Между тем, несмотря на прекращение деятельности по устранению вскрытых недостатков, большая часть серийных Як-2 и Як-4 поступила в разведывательные авиаполки авиации Красной Армии. Эти самолеты обладали сравнительно не плохой скоростью и имели малые размеры, что способствовало скрытности действий. Однако эти машины отличались низкой надёжностью ряда агрегатов, неудовлетворительными эксплуатационными свойствами и слабым оборонительным вооружением (всего один пулемёт ШКАС на верхней турели у штурмана и ещё один неподвижный ШКАС в носу фюзеляжа). Бомбардировщики разведывательного типа Як-2 и Як-4 не укомплектовывались радио- и фотооборудованием.

(Из проекта «Полевого устава РККА (ПУ-39)»

В проекте «Полевого устава РККА (ПУ-39)» (должен был быть утвержден на заседании Главного военного совета Красной Армии 25.06.1941, однако начавшаяся Великая Отечественная война не позволила это осуществить) немаловажное место было отведено авиации [97]. В главе второй «Организация войск РККА» проекта Полевого Устава в части ведения воздушной разведки отмечается следующее:

«Авиация является основным средством оперативной и тактической разведки. Она ведет также наблюдение за полем боя и служит средством связи.

…

Разведывательная авиация имеет своим назначением ведение воздушной разведки в оперативной глубине и глубоком тылу противника.

Войсковая авиация выполняет задачи разведки, наблюдения, корректирования артиллерийского огня и связи и применяется в особых случаях для выполнения боевых задач в интересах своего войскового соединения» [98].

К началу Великой Отечественной войны разведывательная авиация организационно подразделялась на фронтовую и корпусную. Фронтовая разведывательная авиация состояла из разведывательных авиационных полков (рап), состоявших из четырех разведывательных авиационных эскадрилий (раэ) по 12 самолетов-разведчиков (типа СБ и Як-4) и одной эскадрильи связи (12 самолетов У-2). Разведывательные авиационные полки подчинялись командующему ВВС военного округа, возглавлявшего окружное управление военно-воздушных сил.

В корпусную разведывательную авиацию входили отдельные разведывательные авиационные эскадрильи (ораэ) по девять самолетов-корректировщиков и разведчиков и по шесть самолетов связи [99].

В целом разведывательные авиационные полки и отдельные эскадрильи перед войной были укомплектованы только на 37,7 % личным составом и имели на вооружении 5,5 % самолетов от общего состава боевой авиации ВВС [100].

Из интервью Г. Койфмана с ветераном Великой Отечественной войны Яковом Михайловичем Шейнкманом, начавшим накануне войны службу в 37-й Отдельной корпусной авиаэскадрилье (ОКАЭ), приданной 4-му Механизированному Корпусу, дислоцированному в Львовской области:

«Я.Ш. — Родился в 1921 году в Киеве, в простой рабочей семье. Отец работал на миниэлектростанции. Я учился в украинской школе № 6, закончил неполных 9 классов.

Как-то увидел призыв “Осоавиахима”, объявление о наборе на учебу в аэроклуб, и со своим другом Николаем Савчуком я пришел на отборочную медкомиссию. Сразу “заработала романтика молодости”, многие тогда грезили мечтой попасть в авиацию.

У меня было снижено зрение на один глаз, но смог обмануть окулиста на комиссии, когда требовали зачитывать ряды букв на плакате, то я дважды прикрыл дощечкой «слабый глаз», и врач написал, что зрение стопроцентное. Я занимался в аэроклубе и продолжал параллельно учиться в школе. В аэроклубе нас обучали на самолете У-2, и по окончании курса обучения мы получили “корочки”, свидетельствующие о том, что курсанты закончили программу обучения на летчиков-наблюдателей. Осенью 1938 года меня вызвали в Октябрьский райвоенкомат и предложили направить на учебу в летное училище в Краснодар, готовившее штурманов, или, как тогда говорили, “летчиков-наблюдателей” для бомбардировочной авиации. Дали два месяца отсрочки, чтобы я успел сдать экзамены за 10-й класс, и призвали, несмотря на возраст, по закону того времени курсантом военного училища мог стать и семнадцатилетний парень.

Проучился я в училище до августа 1940 года, на выпуске меня отправили служить в Киевский Особый Военный Округ, где меня и Савчука определили в 37-ю Отдельную корпусную авиаэскадрилью (ОКАЭ), приданную 4-му Механизированному Корпусу, дислоцированному в Львовской области.

Г.К. — Чему обучали курсантов в Краснодарском училище — КВАУШ?

Я.Ш. — Штурманское дело, связь, авиационное вооружение, стрельба по конусу, бомбометание, и, поверхностно, мы также изучали матчасть. Пилотированию нас не обучали, парашютная подготовка была минимальной, от курсантов требовали выполнить всего один прыжок, и то, не все успели прыгнуть. Учебное бомбометание производили четырьмя пятидесятикилограммовыми бомбами. На выпуске всем летнабам давали сержантские звания, но мне и еще нескольким курсантам приказом — “за успехи в учебе” присвоили звания младших лейтенантов. По прибытию в часть нам объявили, что по новому положению, младшие лейтенанты, выпущенные из авиаучилищ в этом году, как и обычный сержантский летный состав, обязаны находиться первые три года службы на казарменном положении, так что первое командирское звание, полученное при выпуске, большой роли не имело. Выход в город для нас приказом был разрешен только по увольнительным. Мы размещались в казармах в районе львовского железнодорожного вокзала, а наш аэродром находился в десяти километрах от города.

Г.К. — Что представляла собой 37-я ОКАЭ? Из кого формировался личный состав подразделения?

Я.Ш. — На бумаге подразделение называлось эскадрильей, но личный состав и количество самолетов были равны обычному авиационному полку. Задачей 37 ОКАЭ было обеспечивание разведки и связи для мехкорпуса, которым, кстати, командовал генерал Власов, в войну ставший предателем. Матчасть эскадрильи была старой, изношенной — самолеты У-2, Р-5, Р-зет, всего 33 самолета. Командовал полком майор Максимов, его заместителем по летной части был капитан Смирнов, списанный из истребительной авиации. У нас в эскадрилье было немало пилотов, переведенных “из истребителей” по различным причинам, в основном — по проблемам со здоровьем. …

Г.К. — Каким было отношение местного населения к “сталинским соколам”?

Я.Ш. — Нам запрещались какие-либо контакты с местным населением, а с начала 1941 года, были отменены все увольнительные в город, но, кстати, именно 21-го июня нам дали увольнительную во Львов. В самом Львове было очень неспокойно, постоянно происходили убийства командиров, бесследно исчезали красноармейцы. Когда чекисты стали вывозить из города бывших польских офицеров, то в одном из домов в подвале были обнаружены трупы нескольких женщин-“восточниц”, все жены командиров Красной Армии, а в другом месте, в уборной, нашли трупы красноармейцев.