Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Занявшись сельским хозяйством, люди стали еще более опасными для природы. По свидетельству палеоклиматолога Уильяма Раддимена, после того как около пяти тысяч лет назад в Азии было изобретено поливное рисоводство, гниение растительности привело к выбросу в атмосферу таких объемов метана, что на планете мог измениться климат. «Есть вполне веские основания полагать, – пишет он, – что отдельный человек железного и даже конца каменного века оказывал большее воздействие на земной ландшафт, чем отдельный человек нашего времени» [349] Из Plows, Plagues, and Petroleum (2005), цит. по Brand 2009, p. 19; см. также Ruddiman et al. 2016. . Как отмечал Стюарт Бранд (глава 7), словосочетание «натуральное сельское хозяйство» несет в себе логическое противоречие. Любое упоминание «натуральных продуктов» вызывает у него возмущение:

Ни один продукт сельского хозяйства ни в коей мере не натурален с точки зрения эколога! Вы берете отличную сложную экосистему, режете ее на прямоугольники, зачищаете до самой поверхности земли и силком подвергаете постоянной преждевременной сукцессии! Вы взрезаете ее дерн, выравниваете ее, как доску, и без конца вливаете в нее воду в огромных количествах! Затем вы засаживаете ее однородными монокультурами безнадежно травмированных растений, неспособных к самостоятельному выживанию! Любая пищевая культура – это жалкий узкий специалист, которого за века близкородственного скрещивания довели до состояния генетического идиотизма! Эти растения настолько уязвимы, что им пришлось приручить людей, чтобы те без конца за ними ухаживали! [350] Brand 2009, p. 133.

Вторая догадка экомодернизма заключается в том, что индустриализация – это благо для человечества [351] Плоды индустриализации: главы 5–8; A. Epstein 2014; Norberg 2016; Radelet 2015; Ridley 2010. . Индустриализация накормила миллиарды, вдвое увеличила продолжительность жизни, покончила с крайней бедностью и, заменив ручной труд на механический, облегчила отмену рабства, эмансипацию женщин и обучение детей (главы 7, 15 и 16). Она позволила людям читать по ночам, жить там, где они пожелают, не мерзнуть зимой, путешествовать по миру и во много раз больше взаимодействовать с другими людьми. Говоря о любом ущербе окружающей среде и любом загрязнении, следует помнить об этих дарах. Как выразился экономист Роберт Фрэнк, существует оптимальный уровень загрязнения окружающей среды – как и оптимальный уровень беспорядка в доме. Чем чище, тем лучше, но не за счет всего остального в жизни.

Третья догадка – это то, что такой баланс между благополучием человечества и ущербом окружающей среде может быть смещен благодаря новым технологиям. Как нам получить в свое распоряжение больше калорий, люменов, джоулей, битов и миль и при этом минимизировать площадь используемых земельных участков и загрязнение окружающей среды – это, по сути, технологическая проблема, и мир с каждым годом справляется с этой проблемой все успешней. Экономисты говорят об экологической кривой Кузнеца – аналоге U-образной дуги неравенства как функции экономического роста. С началом быстрого развития страны ставят экономический рост выше экологии. Однако, становясь богаче, они задумываются об окружающей среде [352] Экологическая кривая Кузнеца: Ausubel 2015; Dinda 2004; Levinson 2008; Stern 2014. Заметьте, что эта кривая неприменима ко всем загрязнениям или всем странам. Когда такая тенденция имеет место, она, возможно, наблюдается благодаря политической борьбе, а не сама по себе. . Если люди могут позволить себе электричество только ценой смога, они будут жить в смоге, но, если они могут позволить себе и электричество, и чистый воздух, они с радостью заплатят за чистый воздух. И это случится тем скорее, чем чище благодаря технологиям станут автомобили, заводы и электростанции и чем доступнее, соответственно, чистый воздух.

Экономический рост тянет экологическую кривую Кузнеца вниз благодаря развитию не только технологий, но и ценностей. Некоторые экологические проблемы носят исключительно практический характер: люди жалуются на то, что в городе смог или что зеленые зоны закатывают в асфальт. Но другие проблемы можно отнести скорее к возвышенным. Судьба черного носорога и благополучие наших потомков в 2525 году – важные нравственные вопросы, но думать о них сейчас – в определенном смысле роскошь. Когда общество становится богаче, а люди перестают беспокоиться о том, как обеспечить себя едой и кровом, их ценности начинают продвигаться вверх по иерархии нужд, а охват их переживаний расширяется в пространстве и времени. Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель, опираясь на данные Всемирного обзора ценностей (World Values Survey), сделали вывод, что люди с более выраженными эмансипационными ценностями – к ним относятся толерантность, равенство, свобода мысли и свобода слова, – которые обычно сопутствуют высокому достатку и уровню образования, с большей вероятностью будут сортировать отходы и требовать от правительств и предпринимателей заботиться об окружающей среде [353] Inglehart & Welzel 2005; Welzel 2013, chap. 12. .

Экопессимисты обычно отметают этот подход как «веру в то, что технологии нас спасут». На самом деле это скорее неверие в то, что статус-кво обрекает нас на гибель – что знания застынут в своем текущем состоянии, а люди, словно роботы, будут вести себя всегда одинаково вне зависимости от обстоятельств. Такая наивная вера в неизменное положение вещей неоднократно заставляла специалистов пророчить экологические катастрофы, ни одна из которых так и не случилась.

Первое пророчество касалось «популяционной бомбы», которая (как мы уже убедились в главе 7) обезвредила сама себя. Когда страны становятся богаче и образованней, они переживают то, что ученые назвали демографическим переходом [354] Демографический переход: Ortiz-Ospina & Roser 2016d. . Сначала прогресс в области питания и здравоохранения приводит к снижению смертности. Это действительно выливается в скачок численности населения, но из-за него явно не стоит сокрушаться: как сформулировал Йохан Норберг, причиной этому не то, что люди в бедных странах начинают размножаться как кролики, а то, что они перестают дохнуть как мухи. В любом случае это временный рост: уровень рождаемости достигает пика и затем идет на спад – как минимум, по двум причинам. Родители перестают обзаводиться многочисленным потомством, чтобы обезопасить себя на тот случай, если часть их детей умрет, а женщины, получая более качественное образование, позже выходят замуж и откладывают рождение детей. Рис. 10–1 показывает, что прирост населения Земли достиг максимального значения в 2,1 % в год в 1962 году, сократился до 1,2 % в 2010-м, вероятно, станет меньше 0,5 % к 2050 году и приблизится к нулю в 2070-м, когда численность мирового населения, по прогнозам, выйдет на плато, а затем начнет снижаться. Рождаемость наиболее заметно снизилась в развитых регионах вроде Европы и Японии, но она способна резко обрушиваться и в других частях света, зачастую к изумлению демографов. Несмотря на распространенное убеждение, будто мусульманские общества не подвержены таким социальным процессам западного типа и потому обречены на повторяющиеся молодежные бунты, рождаемость в мусульманских странах снизилась за последние три десятилетия в среднем на 40 %. В Иране это падение составило 70 %, а в Бангладеш и семи арабских странах – 60 % [355] Eberstadt & Shah 2011. .