Дэвид Вуд - Смерть должна умереть. Наука в борьбе за наше бессмертие

Для спокойствия души также важно, чтобы человек воспринимал себя как обладающего ценностью в смысловом мире, для чего есть социальные роли с соответствующими стандартами; когда человек выполняет или превышает их, у него возникает чувство личной значимости – самоуважение».

Еще на сайте кратко излагаются три линии фактических доказательств, подтверждающих ТМТ:

1. Способность самоуважения гасить тревожность установлена исследованиями, в ходе которых мгновенное повышение самооценки приводило к снижению чувства тревоги и физиологического возбуждения.

2. Более явственная демонстрация картины смерти (путем просьбы представить свой последний час, просмотра графических изображений смерти, проведения опроса у похоронного бюро или воздействия на подсознание словами «мертвый» или «смерть») усиливает стремление к защите своих культурных ценностей, усиливая положительную реакцию на подобных себе и отрицательную на тех, кто отличается.

3. Экспериментально подтверждена экзистенциальная функция культурных воззрений и самоуважения, а именно – доказано, что неосознанные мысли о смерти появляются у человека скорее, если угрозе была подвержена его самооценка или заветные верования.

ТМТ породила массу практических исследований – в настоящее время более 500 работ. Они изучают множество других форм социального поведения, включая агрессию, стереотипы, потребности в структуре и значении, депрессию и психопатологию, политические предпочтения, творчество, сексуальность, романтические и межличностные привязанности, самосознание, бессознательное восприятие, мученичество, религию, групповую идентификацию, отвращение, отношения человека и природы, физическое здоровье, склонность к принятию риска и судебные решения.

Короче говоря, возражения против идеи продления здоровой жизни обусловлены глубинными причинами. Люди могут рассудочно обосновывать свое несогласие (например, «как же человечество справится с десятками миллионов крайне раздражительных дряхлых стариков»), но их позиция проистекает вовсе не из подобных объяснений.

Напротив, противодействие увеличению долголетия исходит из того, что можно назвать верой. Том Пыщинский объяснил подобное отношение в своем выступлении под названием «Понимание парадокса противостояния долгосрочному продлению человеческой жизни: страх смерти, культурные воззрения и иллюзия объективности» (Understanding the paradox of opposition to long-term extension of the human lifespan: fear of death, cultural worldviews, and the illusion of objectivity) [270] https://www.youtube.com/watch?v=biNF_a5QbwE . , состоявшемся на конференции SENS6.

Парадокс, который Пыщинский упоминал в названии своей речи, таков: никто не хочет умирать, но многие возражают против обращения старения вспять и значительного увеличения человеческой жизни. Он объяснил, что это действие укоренившейся в нас «системы амортизации беспокойства» – смеси культуры и философии, которая заставляет людей выступать против самой мысли о том, что жить можно дольше. Изначально гасящая тревожность конструкция являлась реакцией адаптации на ошеломляющий фундаментальный факт, что неограниченное здоровое долголетие, к которому нас влечет всем существом, невозможно.

Издревле и вплоть до настоящего времени стремление к бесконечно долгой здоровой жизни разительно расходилось с реальностью. Смерть казалась неизбежной. Чтобы не впадать в ужас от одного только осознания данного факта, потребовалось разработать способы его разумного объяснения и методы, которые не позволяли бы нам контрпродуктивно мыслить о собственной бренности. Так появились ключевые аспекты нашей культуры, так из-за них была создана и стала поддерживаться наша сложная система амортизации беспокойства, таким образом все это укоренилось в нашей цивилизации.

Культура часто воздействует на уровень ниже сознательного восприятия. Оказывается, что нами движут различные глубинные убеждения, причин и следствий которых мы не осознаем. Тем не менее мы находим утешение в этих представлениях, особенно если их разделяют «нам подобные». Эта вера (убеждение без достаточного на то основания) готовит нас к будущей дряхлости и смерти и в то же время помогает нам сохранять психическое здоровье и поддерживает работоспособность общества.

Для ясности заметим, что вышеописанная, присущая парадигме принятия старения, вера может включать или не включать (в каждом конкретном случае) уверенность в сверхъестественной «загробной жизни», подобную той, что описана многими религиями. Но это убеждение всегда содержит представление о том, что в должное время добропорядочный член социума обязан принять свою смерть, и если игнорировать этот принцип, нарушится функционирование всего общества, а основной смысл человеческой жизни связан с долгосрочным процветанием его группы или традиции.

Если какие-либо новые предположения опровергают эту веру, ее адепты, даже не тратя времени на обдумывание, часто вынуждены набрасываться на них. Подобное поведение обусловлено целью сохранить стержень культуры и убеждений: ведь тот обеспечивает основной смысл жизни. Сторонники веры борются с новыми идеями даже при условии, что таковые могут дать лучший способ исполнения главного желания – прожить бесконечно долгую и здоровую жизнь. Парадоксально, но именно страх смерти заставляет переживать по поводу противоречащих той концепций. Последние вызывают у таких людей чувство отчуждения, даже если подобная взаимосвязь им не очевидна. Короче говоря, вера лишает их разума.

Пыщинский предложил еще одну полезную метафору: рассматривать амортизацию беспокойства как некоторого рода психологическую иммунную систему, которая стремится уничтожать те идеи, что могли бы вызвать душевное расстройство. Как и физический иммунитет, психический тоже дает сбои и атакует нечто, в действительности способное оздоровить.

На эту тему писал и Обри ди Грей. Во второй главе книги «Отменить старение» он заметил [271] http://www.amazon.com/Ending-Aging-Rejuvenation-Breakthroughs-Lifetime/dp/0312367074/ . :

«Есть очень простое объяснение тому, что люди столь усердно защищают старение. Теперь она утратила основательность, но еще недавно была вполне резонна. До последнего времени сколько-нибудь внятных концепций борьбы с возрастными изменениями не предлагалось, а значит, те были совершенно неизбежными. Когда человек сталкивается с неотвратимостью, притом такой ужасающей, как старость, с которой он не может ничего поделать ни в отношении себя, ни в отношении других, то наилучший психологический способ справиться с неразрешимой задачей – попросту выкинуть ее из головы, хотя бы ради собственного спокойствия, и не тратить драгоценное время своей убийственно короткой жизни на бесплодные измышления. Чтобы пребывать в подобном состоянии духа, проще всего отвергать малейшее подобие резонности в предмете и, неизбежно, прибегать к сомнительным иррациональным приемам ведения беседы».