Максим Урманцев - Кто играет в кости со Вселенной?

В конце каждой главы я буду давать оценку тому событию биографии, которое описал. Так сказать, взгляд «через годы». Какой тезис или антитезис «теории везения» оно подтвердило или опровергло?

Как-то грустно описал свое детство-юность. Несправедливо. Мне повезло многократно. Мне повезло, что я вообще родился, мне повезло, что я выжил при рождении (об этом в конце книги), мне повезло родиться в хорошей семье, где меня любили, в одном из самых красивых городов мира – Ленинграде, мне повезло прожить счастливое советское детство. Никаких детских комплексов с кричащими ягнятами. Ну и пусть я родился интровертом. Почему же к двадцати трем годам сложилось самоощущение лузера?

Недавно прочел теорию Александра Свияша, которая объясняет мою «болезнь». Диагноз – идеализация несовершенства. У меня в голове созрел «образ-идеал». Я поддерживал этот образ весь детский сад. А потом, в школе и вузе, не хватило сил: я реальный все меньше совпадал с я-образом. Распространенная проблема. Но эта идеализация отнимает массу жизненных сил и ставит заслон на любых достижениях. И грезы про славу а-ля Эйнштейн входили в мой образ-идеал…

Эх, если бы тогда была в свободном доступе литература о личностном росте! Хотя бы безобидный Дейл Карнеги с его «Как перестать беспокоиться и начать жить». Насколько мягче прошла бы студенческая жизнь! Себя пилить – только вредить. Кто знал, что надо выжигать из души тревожность и беспокойство. Но в восьмидесятые годы даже Карнеги оказался идеологически чужд советской власти.

Низкая самооценка по всем теориям счастья – плохая стартовая позиция. А для предпринимателя – приговор «профнепригодность». Как строить бизнес, не умея общаться с людьми? Как рисковать, когда боишься рассмешить окружающих? Вечный страх – а «что станет говорить княгиня Марья Алексевна»? Утешало, что я был не одинок. Все мое поколение – поколение, воспитанное в духе скромности и соцреализма.

Но жизнь всегда дает человеку шанс. Должен был он выпасть и на моем пути. Ждем-с. Пока сальдо моей первой двадцатки такое: в пассиве – ощущение проигравшего индивида, в активе – набор неплохих навыков, спящих, но готовых вырваться на простор.

Не сотвори из себя кумира – идеального тебя не существует.

Полезно играть теми картами, которые сдала тебе жизнь при раскладе.

Если представить мою студенческую жизнь как картину маслом, то, как понятно из предыдущей главы, тусклый фон преобладал. По краям, однако, художник отдельные пестрые мазки на картину нанес. Из каждого яркого пятна в будущей жизни предпринимателя сформировались нужные звенья успеха.

Один такой мазок – проба пера в институтской газете. Каждый комсомолец обязан был иметь общественную нагрузку. Я записался студенческим корреспондентом в многотиражку «Политехник». Возможно, учителя из английской школы были правы – гуманитарное начало прорастало из технического окружения, в которое упаковалась жизнь. Я осваивал азы журналистики на неприхотливых статейках о преподавателях, стройотрядах, студенческих спортивных соревнованиях.

Второй мазок – получение водительских прав. Мне страстно захотелось научиться водить автомобиль. В семье машина была обязательным атрибутом: сначала «Победа» у деда, а потом «копейка» у отца. Запах бензина ласкал мой нюх с детства. Но родителям идея допустить двадцатилетнего юнца до руля не пришлась по вкусу: они мягко отговаривали и жестко отказались финансировать автошколу.

Я не упоминал, но упрямство было замечено у меня с детства. Так что на летних каникулах после второго курса я устроился на стройку, заработал сто рублей, а с осени записался на курсы вождения. Вот тут, в отличие от институтского процесса, я и теоретические занятия, и практические посещал с запойным интересом. По субботам время занятий на водительских курсах пересекалось с парами в политехе – из двух альтернатив я выбрал автошколу. В результате сессию завалил, лишился стипендии, но экзамен в ГАИ сдал с первого раза.

Третий мазок – поучительная история, которая случилась на армейских сборах. Нас, курсантов военной кафедры, отправили на месяц в дивизион противовоздушной обороны. Советская армия – страх всех матерей, с дедовщиной и ударом по пищеварению. Для курсантов служба шла мягче, все-таки мы после сборов должны были стать лейтенантами: наша казарма, переделанная из спортзала, располагалась в стороне, что спасало от наездов солдат-срочников. «Деды» попытались с нами вести себя как с первогодками, но наткнулись на коллективный отпор. Офицеры тоже нас «строили», учили армейскому послушанию, но и они почувствовали силу духа единого взвода, в отличие от разрозненных рядовых. Поэтому и они махнули на нас рукой и в своих требованиях не выходили за пределы разумного. Это сплотило. Для меня командный дух очень важен. Еще в годы активной турнирной шахматной практики лучшие мои выступления – за команду. Казалось бы, шахматист играет со своим противником один на один. Но зависимость от твоей победы результата всей команды – сильнейший стимул.

В предпоследнюю ночь перед дембелем нам, курсантам, пришло в голову слегка, как нам казалось, похулиганить. В те годы страна выполняла Продовольственную программу, и каждому военному подразделению в приказном порядке навязали содержание небольшого сельского хозяйства. В нашем дивизионе развели свиней. За ними следил один из рядовых-срочников. Мы ночью нитрокраской написали на двух свиньях фамилии офицеров, которые нам больше всего досаждали. И по глупости считали, что шутка пройдет. Но она не могла пройти незаметно. Утром рядовой доложил начальству о раскрашенных свиньях. Нас выстроили на плацу.

– Кто выкрасил свиней? – зычно рыкнул полковник, командир нашей военной кафедры. – Кто вам позволил издеваться над животными?

– Да дело не в животных. Они нахамили офицерам, – перебил его капитан, начальник дивизиона.

– Да, именно. Вы понимаете, что наделали? – подтвердил полковник. – Вам придется выдать виновных.

Мы молчали.

– Круговая порука?!

– А может, это не мы покрасили свиней? – робко заметил кто-то из курсантов.

– Вы за дураков нас держите, что ли? – заорал капитан. – Кто еще мог? Вон банка краски стоит. Баба Дуся из соседней деревни ее принесла, что ли?

Мы молчали.

– Не хотите выдавать зачинщиков. Ладно. Я напишу рапорт в штаб полка.

– Вы понимаете, чем это грозит? – подхватил полковник. – Лишением всего взвода зачета за сборы. Вам уже не дадут лейтенантов. Пойдете по призыву на два года в армию рядовыми.