Александр Борун - Миф о лягушке-царевне (с комментариями)

"Максимабор" – по-латыни "увеличиваюсь".

Ср. в упомянутой работе В.В. Иванова и В.Н. Топорова связь Перуна со скалой-парвати (инд. и хетт.) и деревом. Можно добавить к этому теперь еще и сканд. Одина (камень-одинец). А с точки зрения психоаналитической это явно фаллический символ, как и скала Теруна, его (или змея) дерево, да и сам змей. Амбивалентность подсознания по Фрейду ничуть не уступает амбивалентности мифологического сознания.

Поразительный, почти на уровне рассказа "от первого лица", пример взгляда "глазами героя"! Рассказчик-то знает, что это лягушка.

Это противоречит бытовавшему в народе представлению о камне-громовике, как о пробитом молнией, но подтверждает связь таких камней с оружием Теруна (см. с. 93 о топоре с отверстием в середине).

Прием впоследствии был использован в широко известной сказке "Красная шапочка". Вызываемые этим обстоятельством ассоциации неадекватны замыслу рассказчика.

От греческого "хтон" – "земля, почва". Известная терминология: "хтонические существа", "хтонические боги" – в смысле, "из-под земли", находит в этом мифе неожиданное обоснование.

Скорее всего, название от алтаря, так что ждать слушателю то ли кровавого жертвоприношения, то ли веселой свадебки.

А Алатырь-камень, значит, не замшелый! Горячий? Можно вспомнить: "Стоит на острове Буяне Алатырь-камень, на нем бык печеный, в заду чеснок толченый…"

Остается только гадать, каких. Понятно лишь, что все они лишь затрудняли пришедшему выбор. Основываясь на том, чего Терун делать не стал, можно предложить, например:

• Опасливый может не садиться ни на какой пень. Я уже знаю, кто он и чего хочет. Пусть стоит на месте, я сейчас выйду и его догоню.

• Отчаявшемуся бесполезно садиться на любой пень. Все равно я к нему не выйду, и вообще ему ничто не поможет.

• Кто на пень ногами встанет, да еще и подпрыгивать будет, того буду лечить от нетерпеливости.

Судя по дальнейшим действиям колдуна, который помогал Теруну, несмотря на то, что последний не выполнил его поручения, между ними мог состояться такой, например разговор:

– Охохо, – вздыхает старый колдун, – боюсь, сынок, ты и сам не знаешь, чьей руки у меня просишь. Ты с ней разговаривал?

– Да, – удивляется Терун, – а как же?

– Да мало ли как! Может, огонек болотный тебе о ней нашептал… может, еще как… много есть способов…

– Нет, – возражает Терун, – я сам ее нашел… правда, искал везарь… Но и его нашел вместе с ней. И тут понял, что именно ее искал всю жизнь, сам того не зная, а везарь мне без нее и не нужен вовсе… И вообще ничего…

– То-то и оно, сынок, то-то и оно, – радуется колдун, – голову она любому заморочит… А только не советовал бы я тебе вот так вот, сразу… Хотя вижу, ты не отступишься… Ну ладно, быть посему. Должен будешь ты пройти испытание, как полагается. Ну да если лягушка моя твое оружие тебе отдаст, ты, наверное, справишься. А если не отдаст, тебе лучше самому от нее отказаться. Опять же, если не справишься, так и на Мокоши жениться, значит, тебе не стоит… Иди и скажи ей: велел, мол, отец, извести зеркального змея, что живет у верховьев бесконечного болота. Она подскажет. А я предупреждаю: одним везарем ты не обойдешься. Тут нужна и сила, и ум, – и пропадает за камнем.

На с. 166 цитировавшейся неоднократно работы имеется прекрасный текст: "…тэды казав ему змея забить и аженил его з сваею дачкой".

То, что змей одноглазый, во-первых, привязывает миф к индоевропейской основе, где соперники богов, видимо, часто обладали этим свойством (см. отражение в "Рамаяне" и пр., где имеются одноглазые ракшасы, древнеирландские мифы о фоморах и под., позже – снижение образа – циклопы в дреанегреческой мифологии), во-вторых, к позднейшим славянским сказкам (Лихо Одноглазое, снижение – Соловей-разбойник, к-рому глаз выбивает Илья Муромец), в-третьих, с современной мифологии (легенда об одноглазом полководце – Кутузов, Нельсон…).

Возможно, здесь фрейдистстские ассоциации не будут неверными, особенно в свете дальнейшей речи Мокоши.

Довольно бессмысленный способ, видимо, сильно искаженный при пересказе. На самом деле инструкция должна была выглядеть примерно так:

"Увеличиваться будешь так. На первом шаге пусть твой рост станет больше на одну шестую . На втором шаге – еще на одну пятую от того роста, какой будет в тот момент. На третьем шаге – еще на четверть прибавишь. На четвертом – еще на треть . На пятом – наполовину , то есть, в полтора раза. На шестом – на целый рост, то есть вдвое. А на седьмом шаге ты увидишь змея". Счет предназначен для достижения "с разгону" таких сложных понятий, как ноль и бесконечность. Семь да ноль – семь: на последнем шаге рост должен увеличиться на "одну нулевую", т.е., в бесконечность раз.

Такой вопрос имеет смысл в контексте реконструированного выше способа.

Еще один способ достижения бесконечности "с разгону", потерянный при неграмотном пересказе. На самом деле способ мог выглядеть, например, следующим образом: "Увеличиваться будешь так. На первом шаге – в десять раз, то-есть, не в десять раз, а десять раз в сорок раз! Десять – это одна шестая от шестидесяти. Запомнишь? – говорит Мокошь.

– Конечно, – отвечает Терун.

– На втором шаге увеличишься в сорок раз дюжину раз. Дюжина – это одна пятая от шестидесяти.

– Понял.

– На третьем шаге – полтора десятка раз.

– Понял, – догадывается Терун, – это четверть от шестидесяти. Дальше будет треть.

– Правильно, – радуется Мокошь, – двадцать раз по сорок на четвортом шаге, тридцать раз – на пятом, шестьдесят – на шестом. А на седьмом шаге, так же увеличиваясь, найдешь змея!

Первый намек на сущность зеркального змея. По-видимому, это что-то вроде агрессивной части личности самого Теруна, от каковой части Мокоши хотелось бы Теруна избавить. Это было бы полезно и в совместной жизна, и при отрицательном ответе жениху… Кстати, название планеты драконов Перн в серии фантастических романов Энн Маккефри, очевидно, также происходит от Перуна.

Почти полное совпадение со словами Кролика невольно наводит на подозрение, что Милн был знаком с этим мифом; между тем первая и пока единственная запись мифа была найдена совсем недавно…

Способность Теруна к превращениям на самом деле даже шире, чем видно на этом примере. Он может из какой-нибудь части тела создать независимое живое существо, действующее по его приказу – см. миф о Колобке. Но здесь она его подвела, как и должно быть в поединке с самим собой.