Бенхамин Лабатут - Когда мы перестали понимать мир

Мышьяк – терпеливый убийца. Он прячется в тканях организма и копится там годами. Цианид, напротив, убивает быстро, не дает дышать. Достаточно высокая концентрация яда стимулирует химические рецепторы каротидных телец, возникает рефлекс, который буквально останавливает дыхание. В английской медицинской литературе этот рефлекс описывают как «шумный вдох». Следом наступает тахикардия, апноэ, конвульсии и остановка сердца. Из-за быстрого действия цианид полюбился многим убийцам. Например, враги Григория Распутина попытались спасти последнюю русскую царицу Александру Федоровну от чар безумного монаха, нашпиговав цианидом пирожные. До сих пор неизвестно, почему яд не подействовал. Пришлось стрелять: трижды в грудь и контрольный в голову. Потом тело Распутина перемотали железными цепями и сбросили в прорубь на Неве. Из-за неудавшейся попытки отравления слава Распутина только крепла, а императрица с четырьмя дочерями была настолько предана ему и после смерти, что отправила верных слуг на поиски тела и построила для него склеп в лесу. Там оно пролежало до тех пор, пока представители Временного правительства не велели избавиться от него навсегда, после чего оно было сожжено.

Цианид привлекал не только наемников и убийц. Гений математики и основатель современной компьютерной науки Алан Тьюринг покончил с собой после того, как британское правительство подвергло его химической кастрации в качестве меры наказания за гомосексуализм и у него выросла грудь. Он съел яблоко, начиненное цианидом. По легенде, Тьюринг хотел повторить сцену из его любимого фильма о Белоснежке. За работой он частенько бормотал себе под нос строчки из сказки: «С зельем сонным этот плод. Кто откусит – тот уснет». Однако никто не взял пробу яблока и не проверил версию самоубийства. Да, яблочные семечки выделяют цианид естественным путем, но чтобы убить человека, потребовалось бы полчашки семян. По некоторым данным, Тьюринга убили сотрудники британской разведки, несмотря на то что именно он возглавлял команду криптографов, расшифровавших код, который нацисты использовали для передачи сообщений в годы Второй мировой войны. Это достижение стало решающим для победы союзных войск. По версии одного из биографов Тьюринга, математик сам спланировал некоторые детали собственной смерти, например, в его домашней лаборатории стояла склянка с цианидом, на тумбочке лежал список покупок на следующий день. Ученый сделал это, чтобы его мать поверила в случайную кончину сына и не корила себя за его самоубийство. То была последняя причуда человека, смотревшего на все жизненные перипетии по-своему. Тьюрингу не нравилось, что товарищи пьют из его любимой кружки, и он приковал ее к батарее, а на цепь повесил амбарный замок. Кружка до сих пор висит там, где он ее оставил. В 1940 году, когда Англия готовилась к вторжению немецких войск, Тьюринг на все сбережения купил два серебряных слитка и зарыл их в лесу недалеко от места работы. Он составил подробную карту и зашифровал ее, чтобы позже найти слитки, но спрятал их так надежно, что после войны не смог отыскать даже с металлоискателем. В свободное время он любил играть в «необитаемый остров» – изобретал столько предметов быта, сколько сможет. Тьюринг сам изготовил стиральный порошок, мыло и инсектицид, да такой мощный, что у соседей завяли сады. Во время войны он добирался до центра криптографии в Блетчли-парк на велосипеде со сломанной цепью. Чинить велосипед Тьюринг не хотел. Он рассчитал, сколько оборотов цепь успевает сделать до того, как велосипед упадет, и спрыгивал с него в нужный момент. Весной, когда терпеть аллергию на пыльцу становилось невозможно, он носил противогаз – британское правительство раздавало их населению в начале войны. Своим внешним видом Тьюринг сеял панику среди горожан – глядя на него, людям казалось, что нападение неизбежно.

Англичане верили: рано или поздно немцы устроят газовую атаку. По мнению одного из представителей британского правительства, в этом случае только за первую неделю погибло бы двести пятьдесят тысяч человек, поэтому даже младенцам полагались специально спроектированные маски. Школьникам выдавали противогазы модели «Микки-Маус». Им нарочно дали такое название, чтобы дети меньше пугались, когда металлический голос из громкоговорителя потребует перекинуть резинки на голову, закрыть лицо вонючим каучуком и следовать инструкциям Военного министерства: «Задержите дыхание. Поднесите противогаз к лицу. Проденьте большие пальцы под резинки. Наденьте противогаз на подбородок. Оттяните резинки, насколько это возможно. Расправьте противогаз пальцем по лицу. Проверьте, чтобы резинки не перекрутились».

На английскую землю не упало ни одной газовой бомбы. Дети узнали, что, если дуть в противогаз, звук получается, как когда смачно пукнешь. Однако ужас солдат, переживших газовые атаки с применением зарина, иприта и хлора в окопах Первой мировой, проник в подсознание целого поколения. Лучшее доказательство того, какой ужас вызвало первое в истории оружие массового поражения – отказ всех стран использовать его в годы Второй мировой. США держали наготове огромный арсенал, до войны англичане проводили испытания с применением антракса на удаленных островах Шотландии, где жили только овцы да козы. Гитлер без колебаний использовал газ в лагерях смерти, но даже он отказывался применять ОМП на поле боя. Тем временем ученые Третьего рейха создали порядка семи тысяч тонн зарина – этой партии достаточно, чтобы стереть с лица земли население, в тридцать раз большее, чем в Париже на момент начала войны. Однако фюрер по себе знал, что такое газовая атака – в Первую мировую он попал на фронт рядовым солдатом и на собственной шкуре прочувствовал агонию, которую вызывает газ.

Первая в истории газовая атака произошла близ бельгийского городка Ипр. Ее жертвами стали французские солдаты. Рано утром 22 апреля 1915 года военные увидели на горизонте огромное зеленоватое облако. Оно ползло по направлению к ним по ничьей земле, густое, как зимний туман. В высоту оно в два раза превышало человеческий рост, а в длину тянулось на шесть километров. На его пути увядала листва, падали замертво птицы, а трава окрашивалась в серый металлический цвет. Газ попал на слизистую, и солдаты почувствовали запах ананаса и отбеливателя – так пахнет соляная кислота. Газ опускался всё глубже в окопы, сотни солдат валились на землю в конвульсиях, захлебывались слизью; изо рта у них шла оранжевая пена, а кожа посинела от нехватки кислорода. «Метеорологи оказались правы: день выдался чудесный, солнечный. На полях зеленела сочная трава. Нам бы собраться на пикник, а не делать то, что мы собирались сделать» – так писал Вилли Сиберт, один из немецких солдат, распыливших в то утро под Ипром шесть тысяч баллонов хлора. «Вдруг французы закричали. Не прошло и минуты, как раздались оглушительные залпы – палили из винтовок и автоматов. Я никогда не слышал ничего подобного. Французы, кажется, палили из всех пушек, ружей и пулеметов сразу. В жизни своей не слышал такого грохота. Шквал пуль со свистом пролетал у нас над головами, но газ было не остановить. Ветер гнал облако вперед, на позиции французов. Мы услышали, как мычат коровы и ржут лошади. Французы всё стреляли. Они не могли видеть, куда целятся. Спустя минут пятнадцать огонь начал стихать. Через полчаса раздавались только одиночные выстрелы. Затем опять наступила тишина. Вскоре дымка рассеялась, и мы пошли вперед, оставляя позади пустые баллоны с газом. Перед нами была только смерть. Никто не уцелел. Все животные повылезали из нор и лежали мертвые: поле было усеяно тушками кроликов, кротов, мышей и крыс. В воздухе еще витал запах газа. Мы дошли до окопов – пусто, а в полумиле по земле разбросаны тела. Невероятно! Среди погибших мы нашли несколько англичан. На лицах и шеях у солдат следы ногтей – они царапали кожу, пытаясь снова задышать. Некоторые застрелились. Лошади так и подохли в стойлах; коровы, куры – все издохли. Все, даже насекомые».