Ярослав Бутаков - Анти-эволюция: утерянное звено

Существуют теории эволюции, отрицающие естественный отбор или не отводящие ему первостепенной роли в эволюции [47]. Такие теории, с дарвинистской мейнстримной точки зрения, являются маргинальными.

После этого необходимого напоминания понятий уместно разъяснить, в чём дарвинисты их нарочно подменяют и искажают.

Во-первых, из факта наличия естественного отбора в конкуренции живых организмов вовсе не следует с неизбежностью, что обязана происходить эволюция.

Во-вторых, все теории эволюции стыдливо прячут главное в их содержании. За демонстрируемым эволюционизмом скрывается вера в наличие чудесных метаморфоз.

Начнём с естественного отбора. Что этот фактор совсем не обязательно должен служить изменению качества видов и возникновению из них, со временем, новых форм, блестяще показал ещё русский профессор (будущий академик) Лев Семёнович Берг в 1922 году. В книге «Номогенез, или Эволюция на основе закономерностей» он писал:

«Естественный отбор, вопреки мнению Дарвина, вовсе не отбирает счастливые уклонения, обрекая на гибель остальные, а напротив – сохраняет норму. Он является деятелем не прогрессивным, а консервативным. Естественный отбор отсекает все уклонения от нормы как в сторону плюса, так и минуса, как счастливые, так и несчастные, закрепляя средний, нормальный образец» [3].

Итак, перед нами два диаметрально противоположных взгляда на естественный отбор. Взгляд Дарвина и взгляд Берга. Согласно одному, естественный отбор служит мотором эволюции, согласно другому – её же тормозом и даже исключающим её фактором.

Заметим, что оба взгляда полностью отвечают аксиоме о выживаемости только наиболее приспособленных форм. Оба взгляда не могут быть проверены в практике, потому являются чисто теоретическими спекуляциями. В этом качестве они абсолютно равноправны. И нет никаких объективных данных предпочесть взгляд Дарвина на роль естественного отбора взгляду Берга по этому же предмету, равно как и наоборот.

Итак, естественный отбор есть (как бы из жизненного наблюдения выводится), но он не означает, что эволюция неизбежна, тем более под его преимущественным влиянием. Теория Дарвина утверждает, что неизбежна, но никаких доказательств этому не приводит. Она предлагает просто поверить ей в этом на слово.

Теперь о понятии «эволюция». Это латинское слово означает «развёртывание, раскручивание». Теория эволюции органического мира это теория постепенного развёртывания многообразия живых существ. Но ведь это только одна сторона процесса. Подразумевается, что в процессе биологической эволюции меняется качество развития самих живых существ – они порождают всё более и более сложные. Слово «эволюция» не отражает этой стороны учения.

Качество эволюционирующего объекта по определению изменяется. Но как единого объекта. Так, согласно современной теории эволюции Вселенной, сначала была только раскалённая плазма, состоящая из элементарных частиц, потом, по мере остывания, в ней стали возникать атомы, первые молекулы, потом первые гравитационные объекты и т. д. Этот процесс подразумевает изменение внутреннего качества самой Вселенной, но он ничего не говорит о том, что вот, например, любая галактика внутри самой Вселенной неизбежно породит две другие галактики, различные по свойствам.

Также и любая теория эволюции Земли рассматривает свойства её ядра, мантии, литосферы, гидросферы, атмосферы как единых участников процесса. Но ни в одной из них не идёт речь о том, например, что Гондвана закономерно раскололась на Африку, Южную Америку, Индию, Австралию и Антарктиду. Это предметы частных реконструкций в рамках общей теории эволюции планеты.

Теория эволюции органического мира означает его качественное усложнение в целом. Но из этого не следует, что каждый отдельно взятый объект внутри этого мира тоже должен становиться сложнее! Органический мир дискретен и состоит из огромного множества отдельных типичных видов. Если мы говорим, что из одного вида возникает другой, более совершенный, это должно описываться иным словом. Эволюция возможна только внутри одного объекта, каковым и выступает для нас живая природа в целом. Эволюция возможна внутри каждого отдельного вида (что и происходит, доказано наблюдениями). Она изменяет внутреннее качество вида, однако сам вид при этом не становится другим видом в классификации. Но переход одного органического вида в состояние другого органического вида это уже не эволюция! Это явление с древних времён называется греческим словом «метаморфоза»!

Следовательно, когда Дарвин назвал свою знаменитую книгу «Происхождение видов посредством естественного отбора», ему и его последователям полагалось, чтобы быть честными перед публикой, назвать эту теорию не теорией эволюции, а теорией метаморфоз, или превращений! Ведь центральное место в ней занимает не идея развёртывания многообразия живой природы в общем, а концепция превращения одних видов в другие.

Лукавство Дарвина в том и состояло, что он как будто снял проблему метаморфозы, объявив, что таковая совершается эволюционным путём. Ведь эволюция означает ещё и постепенное изменение. Таким образом, получалось, что метаморфозы нет, ведь между состоянием одного вида и состоянием другого вида существует множество промежуточных градаций. Но Дарвин сам не понял или сделал вид, что не понял, а его последователи замолчали тот факт, что возник неразрешимый парадокс дарвиновского учения.

Ведь если Дарвин прав, то живой мир должен состоять из совокупности отдельных особей, занимающих промежуточные физические типы между собой, но принципиально не объединяемых ни в какие виды. Между тем, дискретные виды существуют, и наш Homo sapiens тому живое и наглядное для всех нас свидетельство. Существует множество определений, что такое вид, но все они, так или иначе, исходят из того, что вид – биологическая реальность, а не наше субъективное восприятие, основанное на склонности к искусственному объединению разнородных объектов.

Немецкий эволюционист Эрнст Майр попробовал снять этот парадокс, сказав, что виды дискретны только в каждое конкретное время. А на протяжении времени каждый вид представляет собой репродуктивно связанную совокупность особей, занимающих промежуточный тип между состояниями данного вида в разные моменты времени [61]. Но эта словесная эквилибристика всё равно не снимает вопроса о границе между видами во временно́й последовательности. На каком-то моменте репродуктивная связь прерывается, из старого вида возникает новый вид, уже не смешивающийся с видом-прародителем. Как бы постепенно мать-эволюция не подводила вид к этому моменту, насколько долго ни был бы растянут сам процесс разрыва репродуктивной связи нового вида со старым, совершение данного процесса является превращением, метаморфозой, по своему смыслу.