Дуглас Хофштадтер - Я – странная петля

Хоть я и надеюсь донести свои идеи до философов, не думаю, что сам я пишу достаточно по-философски. Мне кажется, что многие философы, подобно математикам, считают, что могут по-настоящему доказать то, во что они верят, и по этой причине стараются использовать сухой технический язык, а иногда даже пытаются предвосхитить и парировать всевозможные контраргументы. Я восхищаюсь их самонадеянностью, но сам я чуть менее оптимист и чуть более фаталист. Я не думаю, что в философии возможно что-то по-настоящему доказать; я думаю, что можно только попробовать убедить. А успешно получится убедить только тех, кто уже вначале занимал позицию, близкую к авторской. Вследствие этого налета фатализма моя стратегия донесения мыслей строится в большей степени на метафорах и аналогиях, чем на попытках соблюсти строгость. В самом деле, эта книга просто сборная солянка из метафор и аналогий. Кто-то распробует мой метафорический суп, кому-то он покажется, ну… слишком метафоричным. Но я тешу себя надеждой, что Вам , дорогой гурман, он придется по вкусу.

Я отношусь к аналогиям крайне серьезно, настолько серьезно, что пришлось столкнуться с множеством проблем, когда я вознамерился создать список всех аналогий в моей «солянке». Так в списке примеров оказалось два заголовка: «Аналогии, важные примеры» и «Пустяковые аналогии, случайные примеры». Я так шутливо разделил их, потому что многие аналогии играют ключевую роль в донесении идей, тогда как некоторые нужны лишь для остроты. Нужно отметить еще и вот что: в конечном счете, практически каждая мысль в этой книге (как и в любой другой) является аналогией, поскольку позволяет увидеть что-то как разновидность чего-то другого. Так что каждый раз, когда я пишу «похожим образом» или «напротив», в этом скрывается аналогия, и каждый раз, когда я выбираю слово или фразу (например, «солянка», «хранилище», «итог»), я создаю аналогию с чем-то из хранилища моих жизненных опытов. В итоге каждая мысль отсюда могла бы оказаться в списке аналогий. Впрочем, от такой подробности я воздержался.

Поначалу я считал, что эта книга станет сухим пересказом основной идеи ГЭБ, с минимумом или вообще без формальных выкладок, а также без пушкинских отступлений в разнообразные темы вроде дзен-буддизма, молекулярной биологии, рекурсии, искусственного интеллекта и так далее. Другими словами, я думал, что уже полностью сказал в ГЭБ и других книгах то, что намеревался (пере)сказать тут; но, к моему удивлению, в процессе работы я обнаружил, что новые идеи буквально прорастают у меня под ногами, и с облегчением почувствовал, что новая книга будет чем-то большим, чем просто перепевкой предыдущей (предыдущих).

Одним из ключей к успеху ГЭБ было чередование в ней глав и диалогов, но я не был намерен спустя тридцать лет копировать себя самого. Я мыслил иначе и хотел, чтобы книга это отражала. Впрочем, подбираясь к концу, я захотел сравнить свои идеи с идеями, широко распространенными в философии мышления, и начал говорить вещи вроде: «Скептики могли бы ответить на это…» Написав подобное несколько раз, я осознал, что неизбежно погрузился в диалог между скептиком-читателем и самим собой, так что придумал парочку персонажей со странными именами и предоставил их друг другу, в результате чего получилась одна из самых длинных глав книги. Она не задумывалась уморительно смешной, но, я надеюсь, читатель кое-где улыбнется. В общем, любители диалоговой формы, не отчаивайтесь: два диалога в книге есть.

Всю свою жизнь я обожал взаимодействие формы и содержания, и эта книга не стала исключением. Как и с некоторыми предыдущими книгами, у меня была возможность соблюсти при печати разнообразные детали, и мое желание видеть каждую страницу как можно более элегантной имело бесконечное влияние на то, как я формулировал свои мысли. Для кого-то это прозвучит так, будто хвост виляет собакой, но я считаю, что внимание к форме улучшает писательские способности. Надеюсь, что чтение этой книги будет не только стимулировать умственную деятельность, но и станет приятным визуальным опытом.

ГЭБ была написана довольно молодым человеком (мне было двадцать семь, когда я начал над ней работать, и двадцать восемь, когда я завершил первый черновик – написав все ручкой на линованной бумаге), и хотя уже в том нежном возрасте я получил свою, справедливую или нет, долю страданий, печали и морально-нравственных душевных метаний, их следы в книге не слишком видны. В этой же книге, написанной человеком, испытавшим значительно больше страданий, печали и морально-нравственных душевных метаний, эти суровые стороны жизни затрагиваются куда чаще. Думаю, это одна из черт взросления – автор обращается внутрь себя, пишет более рефлексивно, может быть, мудрее, а может быть, просто грустнее.

В свое время меня поразило поэтичное название известного романа Андре Мальро La Condition humaine. Думаю, у всех нас есть свое личное ощущение, что означает эта выразительная фраза, и я бы охарактеризовал книгу «Я – странная петля» как свою наилучшую попытку описать, что же такое «человеческое состояние».

Одну из любимых аннотаций на ГЭБ я получил от физика и писателя Джереми Бернштейна, и в ней есть строка: «Она полна юной энергии и удивительного блеска…» Музыка для моих ушей! Но, к сожалению, эта лестная фраза исказилась на полпути, и теперь на обороте тысяч экземпляров ГЭБ, выпущенных в свободное плавание, Бернштейн заявляет: «Она полна умной энергии…» Настоящее разочарование в сравнении с «юной энергией»! И все же, возможно, однажды об этой, более зрелой, более трезвой книге скажут, что она полна «умной» энергии. Впрочем, про книги говорят и похуже.

И вот теперь я закончу говорить о своей книге и позволю книге говорить за себя. Надеюсь, вы обнаружите в ней послания, полные привлекательности, и новизны, и умной, пусть более уже не юной, энергии. Надеюсь, читая книгу, вы по-новому задумаетесь о том, что значит быть человеком – то есть что значит попросту быть . И, я надеюсь, когда вы закроете книгу, вы тоже сможете ощутить, что вы – странная петля. Это доставило бы мне наивысшее удовольствие.

[Как я уже упомянул в предисловии, этот диалог был написан мной в подростковом возрасте и был первой, юной попыткой пойти на абордаж этих трудных тем.]

Действующие лица

Платон: человек в поисках истины, подозревающий, что сознание – это иллюзия.