Сергей Горошкевич - Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть I

Как часто бездушные критикококки
Душат стих, как чума котят,
И под завесой густой дымагогии
В глобус Землю втиснуть хотят;

Сколько раз, отброшен на мель,
Рычишь: «Надоело! К черту! Согнули!»
И, как малиновую карамель,
Со смаком глотнул бы кислую пулю…

И вдруг получишь огрызок листка
Откуда-нибудь из-за бухты Посьета:
Это великий читатель стиха
Почувствовал боль своего поэта.

И снова, зажавши хохот в зубах,
Живешь, как будто полмира выиграл!
И снова идешь
среди воя собак
Своей. Привычной. Поступью. Тигра.

Я так завидовал всегда
всем тем,
что пишут непонятно,
и чьи стихи,
как полупятна
из полудыма-полульда.
Я формалистов обожал,
глаза восторженно таращил,
а сам трусливо избежал
абракадабр
и тарабарщин.
Я лез из кожи вон
в борьбе
со здравым смыслом, как воитель,
но сумашедшинки в себе
я с тайным ужасом не видел. /…/
О, непонятные поэты!
Единственнейшие предметы
белейшей зависти моей…
Я —
из понятнейших червей.
Ничья узда вам не страшна,
вас в мысль никто не засупонил,
и чье-то:
«Ничего не понял…» —
вам слаще мирра и вина.
Творцы блаженных непонятиц,
поверх сегодняшних минут
живите,
верой наполняясь,
что вас когда-нибудь поймут.
Счастливцы!
Страшно между тем,
быть понятым, но так превратно,
всю жизнь писать совсем понятно,
уйдя непонятым совсем…

Стихи мои, простые с виду,
Просты на первый только взгляд,
И не любому индивиду
Они о многом говорят.

Вот вы, к примеру бы, смогли бы
В один-единственный присест
Постичь их тайные изгибы
И чудом дышащий подтекст.

Да я и сам порой, не скрою,
Вдруг ощущаю перегрев
Всей мозговой своей корою,
Пред их загадкой замерев.

Одно неясное привыкли мы ценить.
В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной
Мы ищем тонкости, не веря, что возможно
Величье с простотой в душе соединить.

Искусство, отдаваясь на прочтение,
распахнуто суждению превратному:
питая к непонятному почтение,
Мы хамски снисходительны к понятному.

Чтоб так же, как деревья и трава,
Стихи поэта были хороши,
Умело надо подбирать слова,
А не кичиться сложностью души.

Я музу бедную безбожно
Все время дергаю:
– Постой!
Так просто показаться «сложной»,
Так сложно, муза, быть «простой».
Ах, «простота»! —
Она дается
Отнюдь не всем и не всегда —
Чем глубже вырыты колодцы,
Тем в них прозрачнее вода.

Из-под поверхностных течений
речей, обманчиво несложных
текут ручьи иных значений
и смыслов противоположных.

Будь то в трагедии, в эклоге иль в балладе,
Но рифма не должна со смыслом жить в разладе;
Меж ними ссоры нет и не идет борьба:
Он – властелин ее, она – его раба.
Коль вы научитесь искать ее упорно,
На голос разума она придет покорно,
Охотно подчинясь привычному ярму,
Неся богатство в дар владыке своему.
Но чуть ей волю дать – восстанет против долга,
И разуму ее ловить придется долго.
Так пусть же будет смысл всего дороже вам,
Пусть блеск и красоту лишь он дает стихам!

Учитесь честно достигать успеха
И привлекать благодаря уму.
А побрякушки, гулкие, как эхо,
Подделка и не нужны никому.
Когда всерьез владеет что-то вами,
Не станете вы гнаться за словами,
А рассужденья, полные прикрас,
Чем ярче обороты и цветистей,
Наводят скуку, как в осенний час
Вой ветра, обрывающего листья.

Пусть ассонанс не слишком точен
и рифма скудная проста.
Порой бывает стих отточен,
когда поэзия пуста.

То ли дело верлибр
С его изумительными принципами:
«В огороде бузина,
А в Киеве дядька»,
Который теперь называется
«Потоком сознания!»
Взяв его за основу,
Остается только разбить
Все, что придет в голову,
На строчки разной длины.
Вот вам и верлибр!