Сергей Григоров - Сказки для умных

Необходимо также задать вопрос, почему зло появилось именно тогда, когда Ам и Ва достаточно окрепли, чтобы начать самостоятельную жизнь? Почему не раньше, когда они были малы? Почему не позже, когда они б состарились? Нет ли здесь предопределения?

Не ясно, и в какой именно момент зло возникло. То ли когда по несмышлености Амом и Ва был нарушен запрет Хозяина. То ли когда другое несчастное создание обуяла ревность. Или чуть раньше, когда оно принимало на себя непосильные обязанности. А может, в самом деле зло извлекается из первоначальной непохожести друг на друга живых существ? Или, поскольку все действующие лица поступали по своему разумению, без принуждения, зло есть естественный продукт свободы? Или оно побочный эффект какой-то затмевающей разум страсти, например – опьяняющей потребности познавать тайны окружающего мира?

Как бы то ни было и к какому бы то мнению насчет причины, первоисточника и природы зла кто б ни склонялся, пусть остерегается поспешных, недостаточно взвешенных умозаключений.

2. Становление лжи

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю

Евангелие от Матфея, 5:5

После изгнания Ам и Ва долго жили вблизи Хозяйского двора, не смея далеко углубляться в окружающий дикий мир. В трудах и заботах добывали они насущную пищу. Страдали от жары и холода, от сухости и дождей. Радовались мелким удачам и болели. Ва рожала в муках детей. Спустя многие годы потомков Ва и Ама стали звать амаваками.

Первым у Ва родился Аин. Ам души не чаял в первенце и часто рассказывал ему о пребывании на Хозяйском дворе. Со всеми мыслимыми подробностями описывал, какое это неземное блаженство – ощутить поглаживание ладони Хозяина. Как по распрямляемым жилам растекается неистовое наслаждение, и в горле невольно рождается какой-то булькающий звук. Глаза закрываются в неге и томлении, а тело переполняет задорная энергия.

Глубоко в душу запали Аину рассказы отца. Денно и нощно мечтал он ощутить Хозяйскую ласку и заботу. Жизнь с родителями казалась ему жалким прозябанием и возненавидел он свое окружение. Когда родился Вель, младший брат его, Аин стал относиться к нему с неприязнью как к потенциальному сопернику на ласку Хозяина.

Со временем Аин, заматерев, превратился в непревзойденного охотника на мышей, прячущихся в норах под поверхностью земли. Вель, более ловкий и быстрый, любил ловить птиц и прочую проворную живность, обитающую на лугах и в лесах. Все бы ничего, но воспоминания родителей о прежней безмятежной жизни смущали их души. Бывало, управившись с дневными делами, подолгу смотрели они в сторону Хозяйского дома, не смея близко подойти из боязни попасть в сверкающие зубы Огонька.

Хозяин изредка выходил по каким-то Своим надобностям со двора и прогуливался по окрестностям. В один из таких моментов Аин сказал:

– Гляжу я и гляжу на Хозяина, но не чувствую исходящей от Него благодати. Может, обманывает нас отец? Или просто ближе надо подойти к Нему, брат?

– Не знаю, брат, – отвечал ему Вель. – Но подходить ближе… я бы не стал. Вдруг мы покажемся Ему назойливыми и Он рассердится?

– Я поднесу Ему дар! – заявил Аин.

– А нужен ли Ему твой дар? – усомнился Вель.

Аин не раздумывал более ни минуты. Скудные умственные способности не давали ему достаточно альтернатив для взвешенного выбора правильной линии поведения.

– Жирная, только что задушенная мышка еще никому не мешала! – воскликнул он и отправился на охоту.

Оставшись в одиночестве, Вель попытался представить себе, что будет делать с Аиновской мышкой Хозяин. Съест? Вряд ли Он, такой большой, питается мышами. Да и вообще, нужна ли Ему еда? Тем более такая, которую вынуждены потреблять амаваки?

Не придя ни к каким выводам, Вель тем не менее также отправился на охоту – он привык во всем следовать старшему брату.

Вероятно, каждая мыслящая раса на определенном этапе своего интеллектуального развития по разным соображениям преподносит Существам, Которых считает выше себя, всевозможные дары и жертвы. Однако мало кто при этом задумывается, нужны ли Высшим их подарки. Не дают ли их неуклюжие попытки обратного эффекта.

Так получилось, что Аин и Вель подошли к Хозяину одновременно. Аин держал в зубах мертвую мышь, а Вель – полумертвую ласточку.

Хозяин глянул на добычу Аина, брезгливо поморщился и обратился к Велю:

– Что это ты, красавец мой, сделал с бедной птичкой? Погубил такую красу. Дай-ка Мне. Попробую вылечить. А пока она будет жить в доме, Мой Сын насладится ее пением.

Осторожно взял Хозяин дар Веля в руки и хотел было уйти, но тут взор Его остановился на Аине.

Бедный амавак застыл с поникшей головой. Рухнули все его мечты испытать особое внимание и неземную благодать, исходящую от Хозяина, – его дар отвергнут! Лишний он на празднике жизни. Обречен влачить жалкое существование до конца дней своих.

– Ты чего это загрустил, дорогуша? – обратился к нему Хозяин. – Ловишь мышей? Доброе дело. Лови и впредь. И тебе пропитание, и всем польза. Надо регулировать численность этих грызунов, не то опустошат они Мои поля. Но не носи Мне их на показ. Не доставляет Мне удовольствия смотреть на их трупики.

Произнеся эти слова, Хозяин повернулся и ушел к Себе во двор.

Вель был вне себя от счастья. Легкое ласковое движение Хозяина доставило ему огромное, неведомое ранее удовольствие. Обернулся он, чтобы поведать о своих чувствах старшему брату… и обомлел: Аин смотрел на него как на заклятого врага.

– Что с тобой, брат? – недоуменно спросил Вель. – Плохо себя чувствуешь? Пойдем, поищем лечебной травки. Я расскажу тебе о ласке Хозяина.

– Пойдем, – с непонятной глухостью в голосе согласился Аин, – пойдем, брат, в поле. Тебе есть, что рассказать. Я с большим вниманием послушаю тебя.

Что произошло меж ними далее, никто не видел. Позже историки запишут кратко: восстал Аин на брата и убил его. Как восстал, как убил, да и убил ли – не известно.

Но, по всей видимости, Вель действительно умер, ибо никто его более не видел. А спустя некоторое время Хозяин, заприметив в кустах Аина, спросил с укоризной:

– Ну, и где же твой брат-птицелов?

Вряд ли этот вопрос, выражая неодобрение, требовал ответа по существу.

Однако Аин не мог не ответить. Выдумано то историками или нет, но вроде бы он сильно задрожал и через силу выдавил из себя:

– Не знаю… разве я сторож брату своему?

Неужели это была первая ложь, прозвучавшая из уст разумного существа?

Столь буднично. Без сопровождения грома и молний.

Столь неприметно.

Но что мог сказать Аин, если в самом деле, как написано в древних книгах, повинен он был в смерти брата? В этом случае его должны были терзать жестокие муки совести. Не ведал он, что и как говорит. А самое главное – Кому говорит. Да и что значат пустые слова для Того, Который все видит и все знает?