Владимир Смирнов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

…Оккупация и большевизация Советским правительством территории Восточной Европы и Балкан, переданных Советскому Союзу правительством рейха в Москве в качестве сферы влияния, полностью ПРОТИВОРЕЧАТ МОСКОВСКИМ ДОГОВОРЁННОСТЯМ» [58; 118-121], [59; 54-58].

Последняя фраза выделена в тексте ноты самими немцами, но мы со своей стороны также готовы выделить её очень жирным шрифтом. И вот почему. Как нас убеждают на протяжении уже более двух десятков лет «правдолюбивые» историки, публицисты, журналисты и политики, пакт Молотова-Риббентропа – это сговор о разделе мира и оккупации суверенных стран. Именно такую трактовку термина «сфера интересов» дают «правдолюбцы». Однако, как мы видели, сам предлагаемый нам в качестве подлинного текст секретного протокола ни о чём таком не говорит. А содержащиеся в германской ноте обвинения в адрес СССР приводят к абсолютно противоположным выводам. В секретном протоколе к пакту речь не идёт не только об оккупации входящих в сферу влияния территорий полностью, но даже частично (как в случае с Финляндией). Более того, не предполагалось и военное присутствие договаривающихся сторон на данных территориях (т.е. создания на них военных баз).

Возмущение германцев вызывала и большевизация входящих в сферу советских интересов районов. Другими словами, секретный протокол не предполагал и насаждение в зоне сфер влияния родственных идеологически политических режимов. Что же тогда надо понимать под сферой интересов? Из германской ноты можно сделать вывод, что этот термин выполнял, если так можно выразиться, прежде всего, запретительную функцию. Одна договаривающаяся сторона не имела права военного присутствия в зоне интересов другой договаривающейся стороны, а также не могла вести в ней агитационно-пропагандистскую деятельность против другой стороны. Очевидно также, что речь могла идти и о некоторых преимуществах в торговле в сфере своего влияния.

Теперь мы вплотную подходим к вопросу: « А что же предлагается нашему вниманию вместо подлинного секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении, где все вышеуказанные нюансы нормально оговаривались бы?» Мы отвечаем однозначно: «Нам предлагается фальшивка!»

* * *

Авторы данной книги не являются пионерами такого взгляда на находящийся в историческом обороте текст секретного протокола к пакту Молотова – Риббентропа. Впервые с подобной точкой зрения выступил российский исследователь Ю.И. Мухин. В аналогичном ключе высказался вслед за ним и известный обществовед С.Г. Кара-Мурза. На какие же признаки фальшивки указывает Ю.И. Мухин?

Прежде всего, весьма сомнительны обстоятельства ввода текста секретного протокола в научный оборот. Подлинный текст самого договора о ненападении хранился в архиве внешней политики (АВП). Но когда господа Горбачев и Яковлев явили второму Съезду народных депутатов СССР, а вместе с ним и всему миру, в 1989 году секретный протокол к договору, то было заявлено, что подлинника протокола в АВП нет, а есть только его машинописная копия. Причём, эта копия имеет вверху листа надпись рукой Молотова: «Тов. Сталину (подпись Молотова)» [58; 108].

И сразу возникают вопросы. Во всяком случае, они должны были возникнуть у всякого здравомыслящего человека. У тех же депутатов в 1989 году, которые проголосовали чуть ли не единогласно за постановление «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» [73; 27]. У тех же историков, которые безоговорочно сочли этот документ подлинным и начали строчить, опираясь на него, свои гневные обличительные труды. А вопросы-то, элементарные.

Прежде всего, почему не сохранилось подлинника секретного протокола? Допустим, «преступный сталинский режим» заметал следы одного из своих «преступлений» и подлинник протокола уничтожил. Но тогда зачем была сохранена копия? Затем, не ясно местонахождение этой копии. Копия, адресованная Сталину, очевидно, должна была к нему и попасть, а не остаться лежать в НКИДе (МИДе). А раз она попала к Сталину, то местом её последующего хранения должен был стать Архив Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента России (АП)). Каким образом копия снова оказалась в Архиве внешней политики?

Но это еще не всё. Сталин до буквы знал текст протокола. Можно не сомневаться, что он принял самое непосредственное участие в создании его текста. В присутствии Сталина Молотов и Риббентроп протокол подписывали. Вопрос в том, зачем тогда Сталину вообще понадобилась копия протокола? Кроме того, снимать копии с секретных документов вообще-то не принято (на то они и секретные). Тем, кто имеет право их читать, обычно дают читать подлинники.

На этом странности ввода в научный оборот секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении не заканчиваются. До 1993 года во всех сборниках документов текст секретного протокола фигурировал как «машинописная копия» [58; 108]. А вот в сборнике документов по Катынскому делу «Катынь. Хроника необъявленной войны», составленном коллективом авторов во главе с Н.С. Лебедевой, этот протокол значится уже как подлинник со ссылкой на Архив Президента и на «…Документы внешней политики. 1939 г.». Т. ХХII. Кн.1, с. 632 [58; 108-109].

Что касается второго источника, то в нем подлинник так и не был опубликован, поскольку в примечании к тексту сообщается: « Печат. По сохранившейся машинописной копии АВП РФ, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1-2 » [58; 109]. Получается, коллектив авторов во главе с Н.С. Лебедевой, делая вторую ссылку, просто-напросто откровенно лжёт. Ссылка же на Архив Президента просто поражает своей наглостью. Во-первых, нигде и никогда не говорилось, что подлинник протокола там обнаружен. Можно не сомневаться, произойди такое в действительности, «демократические правдоискатели» раструбили бы об этом по всему миру. Во-вторых, совершенно непонятно, как подлинник протокола оказался в Архиве Президента, когда ему самое место там, где содержится подлинник договора о ненападении, т.е. в Архиве внешней политики. Приходится предполагать, что в Советском Союзе с архивным делом творится полный базар, даже на самом высшем уровне. Однако, как известно, это было далеко не так. Документы попадали в архивы «по подведомственности», как положено. И уж если полагалось в архиве НКИД (МИД) храниться подлинникам договоров, то можно не сомневаться, что они там и хранились со всеми приложениями (в том числе и секретными протоколами).

Как верно замечает Ю.И. Мухин, «от изделий Горбачева-Яковлева фальшивками воняет за версту» [5; 109].

Остается понять, для чего тогдашнему руководству СССР понадобилась фабрикация данной фальшивки? Ответ прост. Это была часть кампании по идеологической дискредитации Советской власти. Пришедшим на смену последним «коммунистам» (точнее, будет назвать их псевдокоммунистами) «демократам» очернять Советское государство было не менее выгодно. Если псевдокоммунисты разрушали Советский строй, то «демократы» столкнулись с проблемой легитимации собственной власти. Очернить существовавшие до «демократов» порядки – один из способов оправдания тех порядков, которые воцарились в России с наступлением «демократической» эпохи. А потому ложь была наложена на ложь. Ложь стала многослойной.