Коллектив авторов - Язык и семиотика тела. Том 2. Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека

Первое фундаментальное допущение, которое здесь неявным образом принимается, таково: в процессе производства устной речи концептуальная обработка информации активизирует визуальные, жестовые, тактильные и другие невербальные каналы передачи информации и соответствующие образы. Делается это, предположительно, автоматически и, предположительно, в той мере, в которой признаки, участвующие в такой обработке, помогают вызвать мысленный образ объекта.

Некоторое подтверждение сформулированной гипотезы можно найти в реально наблюдаемых фактах, показывающих, что иконические жесты и мимика являются самыми ранними формами жестовой коммуникации – как в онтогенезе (см. информацию на этот счет, в частности, в книгах (McNeil 1992; Крейдлин 2002)), так и в филогенезе (Kimura 1979, 197–220). Например, с жестами и мимикой мы можем встретиться еще до словесных выражений, подобно тому, как мы наблюдаем движения глаз или губ до чтения вслух или во время чтения. Такие телесные движения не являются результатом всецело интенсионального процесса, но после того, как они начались, их волевым усилием можно прекратить.

Второе столь же важное допущение состоит в том, что визуальный, тактильный или иной сенсорный образ являются посредниками между концептуальной обработкой информации и порождением иконических жестов. Предполагается, например, что возникающий визуальный образ предмета, человека, ситуации и т. п. облегчает поиск и нахождение слова при синтезе устного текста. Это происходит благодаря трем разным операциям: (а) фокусированию внимания на каком-то аспекте или фрагменте при концептуальной обработке, (б) постоянному наблюдению за ключевыми признаками во время смыслового отбора и (в) отслеживанию того, как проходит непосредственная активизация форм слов в фонологическом лексиконе. Неудачи при поиске слова дают возможность выявить черты образа или мысленного представления и определить, каковы жесты, связанные с этими чертами.

Д. Мак-Нил (McNeil 1992) утверждает, что жесты возникают на ранней стадии построения сообщения, или, в его терминологии, «коммуникативной динамики» ( communicative dynamics ), то есть тогда же, когда порождается и языковой материал ( linguistic production ). По словам ученого, жестовые знаки проходят путь от когнитивного представления через образную репрезентацию смысла к выражающей его моторной артикуляции, при этом постоянно соединяясь и взаимодействуя с речью. Однако жесты, как считает Д. Мак-Нил, совсем не обязательно связаны с лексическим выбором.

Его оппоненты У. Хадар и Б. Баттерворт (Hadar, Butterworth 1997) с таким выводом Д. Мак-Нила не согласны, и мы к ним присоединяемся. Они полагают, что их представление, закрепленное в модели порождения устного текста, которую они предлагают, гораздо лучше объясняет факты соединения вербальной и жестовой продукции. Ученые проверили (и подтвердили на большом материале) свою гипотезу, согласно которой жесты с низкой смысловой конкретизацией, то есть более абстрактные и менее определенные по смыслу, должны давать бóльшие временные задержки и с большей вероятностью появляться в «предсловных» и «предсентенциальных» позициях, чем жесты с высокой смысловой конкретизацией. Нарушение этой закономерности употребления обычно порождает коммуникативный конфликт.

Модель, предлагаемая У. Хадаром и Б. Баттервортом, объясняет также и то, почему люди, испытывающие семантические трудности, производят больше предлексических (досемантических) жестов, а люди, испытывающие затруднения в поиске фонологического оформления смысла, производят больше постлексических (постсемантических) жестов.

Иконические иллюстраторы могут, разумеется, выполнять отдельные коммуникативные функции, но по отношению к той совокупности когнитивных функций, которые они выполняют, передача информации является не основным, а вторичным, второстепенным их назначением. При этом они всегда придают тексту выразительность или образность. Еще до того, как рассматривать значение и поведение иконических жестов в контексте, в котором они встречаются или могут встретиться, и строго описывать их функциональное назначение, следовало бы для каждого из этих жестов определить, что представляют собой те смыслы и когнитивные идеи, которые они призваны кодировать и передавать. К сожалению, приходится констатировать, что сегодня ни для одной культуры и ни для одного языка жестов не существует ни объяснительных словарей, ни хотя бы отдельных описаний основных иконических телесных единиц.

В данном разделе излагаются некоторые результаты и выводы, относящиеся к важной части проблемы мультимодальности, а именно к выявлению особенностей сосуществования в диалоге определенного жанра особого рода вербальных и жестовых единиц.

С самого начала установим весь круг учитываемых здесь признаков и укажем значения, которые они принимают. Прежде всего это тип рассматриваемой культуры и коммуникации: мы будем рассматривать русскую культуру и коммуникацию одного лица со многими лицами, связанными общей деятельностью, а именно с некоторой аудиторией. Речь пойдет только об одном виде такой деятельности – учебной деятельности, осуществляемой в диалоге лектора со студентами 8 8 В своих наблюдениях и выводах мы будем опираться на фрагменты видеозаписей лекций, которые читались преподавателями отдельных институтов и факультетов в составе Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ). Видеозапись и аналитическая обработка материала проводились студенткой Института европейских культур в составе РГГУ И. Б. Печерской, которая в 2001 году под руководством Г. Е. Крейдлина написала и успешно защитила диплом под названием «Семиотика лекторских жестов» (Печерская 2001). Также с любезного разрешения бывшей французской стажерки кафедры русского языка Института лингвистики Флоранс Рико-Кассар, предпринявшей сравнительный анализ невербального поведения французских и русских лекторов, мы частично пользуемся собранными ею видеоданными. Некоторые из результатов, полученных Ф. Рико-Кассар, опубликованы в статье (Рико-Кассар 2005). См. также более раннюю работу Т. М. Николаевой (Николаева 1973). .

Несколько огрубляя реальную картину, можно считать, что все студенты в аудиториях были примерно одного возраста, нормального физического здоровья и психического состояния. Лекторы, знаковое поведение которых изучалось, были разного пола и возраста (от 35 до 65 лет). Все они – штатные преподаватели РГГУ, представители гуманитарных профессий: лингвисты, историки, социологи, политологи, специалисты по теории литературы и культурной антропологии. На видеокамеру записывались только те фрагменты лекций, во время которых шло объяснение нового материала. Впоследствии для описания были отобраны 10–15 минут из общего числа записанных.