Коллектив авторов - Конфликт как проблема

В России, в философии западничества, отчетливо выражено противопоставление характера развития правовых культур России и Европы. Согласно П.Я. Чаадаеву, народы Европы имеют общее сходство, существует связующая их в одно целое черта – христианский мир и публичное право. Идеи долга, справедливости, права, порядка создали там общество; они образуют составные элементы социального мира европейских стран. В России же «идея права для русского народа бессмыслица». «Никакая сила в мире не заставит нас выйти из круга идей, на котором построена вся наша история, который и теперь составляет всю поэзию нашего существования, который признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном». 9 9 Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М., Правда. 1991. С. 203. В русском народе есть нечто «неотвратимое – полное равнодушие к природе той власти, которая им управляет», народ никогда не принимает участия в социальных реформах.

В противоположность этому в славянофильской философии право аргументируется на основе категории соборности – единства права и нравственности, решается вопрос о сущности человеческой свободы, где нравственность выступает её содержанием, а право отражает её формальную сторону. А.С. Хомяков писал: «Для того, чтобы сила сделалась правом, надобно, чтобы она получила свои границы от закона, не от закона внешнего, который опять не что иное как сила (как, например, завоевание) но от закона внутреннего, признанного самим человеком. Этот признанный закон есть признанная им нравственная обязанность. Она и только она, дает силам человека значение права». 10 10 Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., Cовременник. 1988. С. 92. Мыслитель выявил православные основания свободы, раскрыл ее особый смысл, «подчиняющейся безусловным началам веры» и указал на символический характер нравственной нормы, отличающей её от права, во многом связанного с деятельностью законодателя. Свобода и закон, по его мнению, находятся в контрарных отношениях и существуют в особых сферах: закон в праве, отражая внешнюю жизнь человека и общества, а свобода реализуется по преимуществу во внутренней нравственной жизни индивида. Особая роль верующего разума виделась в нравственно-правовой легитимации верховной власти. Идея соборности предполагает гармоничное единство свободных и верующих индивидуумов, согласие человека и мира. Жизненный смысл православной религии славянофилы видели в том, что соборность не противопоставляет свободу и единство общества, а предусматривает их взаимопроникновение, гармонизацию на основе закона любви. Согласно Хомякову, идея права не может разумно соединиться с идеей общества, основанного на «личной пользе, огражденной договором». «Личная польза, как бы она себя не ограждала, имеет только значение силы, употреблённой с расчетом на барыш. Она никогда не может взойти до понятия о праве, и употребление слова право в таком обществе есть не что иное, как злоупотребление и перенесение на торговую компанию понятия, принадлежащего только нравственному обществу». 11 11 Там же. С. 93. Точно так же, согласно Хомякову, и спор о юридических правах мужчины и женщины в западном обществе подменил собой вопрос об их нравственных и равных обязанностях. Произошло это вследствие привычки в Западной Европе полагать право чем-то самостоятельным.

Н.В. Гоголь, рассматривая специфику правовой культуры Европы, отмечал её сложность и то, что гражданские законы выходят за свои пределы и вступают в области, им не принадлежащие: народных обычаев и нравственности. По его мнению: «Все до единого теперь видят, что множество дел, злоупотреблений и всяких кляуз произошло именно от того, что европейские философы–законодатели стали заранее определять все возможные случаи уклонений, до малейших подробностей, и тем открыли всякому, даже благородному и доброму, пути к бесконечным и несправедливейшим тяжбам…». 12 12 Гоголь Н.В. Духовная проза. М., Русская книга. 1992. С. 211-212. Согласно Гоголю, необходимо с помощью верховной власти упростить данную бюрократическую и юридическую регламентацию жизни, а также расширить полномочия совестного суда, подчинив его принципам христианской нравственности: «Правосудие у нас могло исполняться лучше, нежели во всех других государствах, потому что из всех народов только в одном русском зародилась эта верная мысль, что нет человека правого и что прав один только Бог». 13 13 Гоголь Н.В. Там же. С. 186. На основе этой мысли можно прекращать ссоры и конфликты.

Категория нравственно-правового разума в связи с анализом культурных различий России и Европы используется и в философии B.C. Соловьева, который по данной проблеме выступил антиподом Б.Н. Чичерина. Для Соловьева существование абсолютного начала божественного порядка в синтезе с конечным миром выступает как понятие высшего блага, или добра. «Так, например, подчинение народным и отеческим преданиям и установлениям есть доброе дело или нравственная обязанность в той мере, в какой сами эти предания и установления выражают добро или дают определённую форму моему должному отношению к Богу, к людям и к миру. Но если это условие будет забыто, условная обязанность принята за безусловную, или «национальный интерес» поставлен на место Правды Божией, то доброе может превратиться в злое и в источник зол» 14 14 Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия. Соч. в 2-х т. Т. 1. М., Мысль. 1990. С. 94. . Нравственное начало обнимает у Соловьева всю сферу общественной жизни и практической жизнедеятельности, являясь главным оправданием развития экономических, политических и правовых отношений. Так, из стремления к формальным благам возникает государство, из влечения к абсолютному существованию— духовное общество, а из стремления к справедливости – право. Указанные виды блага не равноценны, и высшим из них оказывается благо вечной жизни. В свободной теократии абсолютное благо различно для каждого и учитывает индивидуальные качества субъекта.

Философ выражал своё согласие с кантовским императивом – человек может быть только целью для другого, а не средством, но считал, что каждый человек может стать безусловной целью только тогда, когда отношения между людьми будут определяться не эгоистическим интересами и формальными правилами поведения, а безусловной любовью – законом бытия личности. Отличие этики всеединства Соловьева от автономной этики Канта заключается в доказательстве русским философом божественной природы морали и права, что возможно не только на основе живого чувства религиозной веры, но и посредством рационального обоснования практической нравственности. Подлинно нравственная деятельность состоит, по его мнению, не в формальном признании и соблюдении свободы другого человека, а в превращении ее в свою цель, в «свое другое». Человек должен относиться к другим «не как к границе своей свободы, а как к ее содержанию и объекту». Однако этот принцип может осуществиться только в «божественном порядке», в реальной же истории общество должно жить в рамках государственного закона и права. По отношению к свободе долг выступает обязанностью каждого индивида признавать свободу других индивидуумов в качестве основания своей свободы, и этот принцип реализован в праве. Принципиальная позиция мыслителя заключена в отрицании безусловной противоположности права и морали. Для него действительное противоречие существует не между моралью и правом, а между разными состояниями правового и нравственного сознания, что подтверждается неуклонным тяготением правовых норм к нравственным требованиям и позитивным взаимоотношением права и морали, что получило выражение в языке, где принцип долженствования совпадает с сознанием обязанности. Соловьев поясняет: