Владимир Беклемишев - Методология систематики

И вот, к концу века наступило разочарование. Увлечение и слепая вера первых исследователей эволюционной школы сменились столь же плохо обоснованным скептицизмом. Произошёл общий отлив научных сил из области морфологии: она уже не лежит на главном русле. Не здесь родится энтузиазм, не здесь производятся сенсации, не сюда устремлены все глаза. Главный интерес отошёл к причинным дисциплинам – генетике, физиологии развития, экологии и проч. – и сюда ушли почти все наиболее трезвые и живые умы современности. Очень верно заметил Э. Радль: всякое новое поколение биологов бросает нерешёнными проблемы, завещанные ему предшественниками и ставит себе собственные, которые ему тоже вряд ли удастся исчерпать до дна 3. Но здесь перемена сказалась весьма ярко даже на некоторых из вождей последней великой морфологической школы – A. /O./ Ковалевский последние годы занимался главным образом физиологией экскреций 4, /И.И./Мечников совершенно забросил морфологию для чисто физиологического учения об иммунитете 5, A. Lang занялся генетикой 6, О. Нес 7и многие другие – физиологией формы и так далее. Очевидно, для них морфологическое исследование потеряло свою привлекательность, они потеряли интерес к этим вопросам. Ковалевский или Мечников были слишком чутки и талантливы, чтобы не почувствовать, что не все в этой области благополучно, и слишком практиками науки, чтобы разбирать, в чем дело; они предпочли просто уйти на более твёрдую почву методологически лучше обоснованных дисциплин.

И действительно, причиной всеобщего разочарования в так называемой морфологии является в равной мере догматизм ее последователей и ее критиков. Причиной ее падения явилась не критика противников, а недостаточная принципиальность этой критики, не позволившая найти истинные ошибки и сведшая критику к огульному отрицанию и бесплодному, но заразительному скепсису. Обнаружить противоречия в «эволюционной морфологии» было очень легко; гораздо труднее, но и плодотворней, было бы обнаружить ту истину, которая содержится в этом учении и указать источники, из которых проистекает его правота и неправота. Но сделать это можно только основательной критикой всех методов, предпосылок и основных понятий, применявшихся при создании этой дисциплины; такая критика позволит различить правомочные методы от неправомочных и укажет нам с несомненностью, на какие выводы мы имеем право, и какие нам не доступны, и таким образом снимет с окончательных результатов тот одиум сомнительности и неясности, который их сейчас обезображивает. Главная масса фактов и идей верна; надо только проделать нелёгкий труд очищения мёда от дёгтя. В настоящем моя работа и ставит себе целью открыть те методы, которые работали при создании материала морфологической науки, те понятия и предпосылки, которые бессознательно были положены в ее основу, и выделить те из них, которые окажутся в соответствии с целями и условиями правильного познания, и откинуть те, которые находятся с ними в противоречии.

Сколько я знаю, Дриш первый и до сих пор один в общей форме говорит о методе систематики, как одном из основных методов науки. «Как только возникает наука, тотчас перед ней встаёт два рода проблем, которые в последней инстанции сводятся к логической организации человеческого духа. Первая – отыскание всеобщей связи явлений, законов природы. Это – номотетическое или законодательное стремление духа. Второе стремление духа – отыскивать различия, достаточные основания для спецификации явлений; эту сторону науки можно назвать систематической» 8. Как видно из этой цитаты, дришевское понятие номотетического уже виндельбандовского; последний номотетическим называет совокупность всего того, что Дриш называет /наукой/. Возможно, /более/ краткое и полное резюмирование доступных человеку восприятий, по Дришу, есть цель всей науки вообще, а не одной номотетики. Но в этом резюмировании мы пользуемся двумя методами: мы можем обратить внимание либо на самые восприятия, либо на их связь во времени. В первом случае мы будем сравнивать восприятия между собой, и соединять их в группы по степени сходства и различия между ними и систематизировать их на основе сходств и различий. Во втором случае мы будем отыскивать наиболее постоянные чередования восприятий, кратчайшее выражение которых и получает название законов природы (подробней, примеры!); оба метода ничего не объясняют, лишь описывают; объяснение есть описание в более общих терминах, то есть анализ явлений до общих элементов и указание способа реконструкции. Различие обоих методов заключается в способе анализа и реконструкции и зависит от различия принимаемой ими связи явлений.

Систематика есть кратчайшее описание всех явлений по степени их сходства, номотетика – по степени постоянства их связей по времени. Систематика создаст классы, номотетика – законы. Цель тех и других – охватить наибольшее количество разнородных явлений с помощью наименьшего количества терминов – экономия мысли. Они составляют два указателя к Природе, составленные по двум различным признакам. Вряд ли кто станет отрицать значение классификационного метода, как вспомогательного, но многие учёные с физическим складом ума склонны считать, что кроме вспомогательного он никакого другого значения иметь и не может. Единственной конечной целью науки им представляется полное знание законов, лапласовская система объемлющих все мироздание уравнений. Нет сомнений, что такая точка зрения является односторонней.

Если для начала сделать максимальные уступки умам этого склада и остаться на почве механической и чисто номотетической, кондицио/наль/ной, мы и здесь, не ограничиваясь выведением законов, должны вывести из этих законов все возможные состояния относительного равновесия, которые обуславливают наиболее прочные и постоянные ряды явлений, и дальше привести эти ряды в обозримый порядок, систематизируя их, как это делает, скажем, кристаллография. Но, помимо этого, замешивается ещё и идеографический элемент знания, начальное состояние, необходимое как малая посылка для всякого вывода из условных суждений номотетики. Вместо начального состояния мы берём состояние мира в любой момент и это состояние мы должны описать, дать моментальный снимок и каталог мира. Если бы мы дали просто положение и направление ускорений всех атомов – эти данные были бы также необозримы, как мир. Описать состояние мира мы можем только методами статистики и систематики, из которых первая может прилагаться только к категориям, созданным второй. (И при этом статистика, «категорическое исчисление», может применяться только к конкретным совокупностями диографической систематики, а не к отвлечённым – чисто номотетической). Идиографическая картина мира, необходимая как дополнение к лапласовской системе уравнений, может быть создана лишь морфологическим методом, который является одним из методов систематики, и только морфология может быть сможет рационализировать эту картину, сделать ее "понятной". Для номотетического знания она навсегда чужеродна и случайна: каждое состояние для номотетики объяснимо и понятно только из прошлого и так до бесконечности. Односторонне номотетический метод теряется в антиномии вечности.