Владимир Леонов - Души исполненный полет. Ольга Киевская

Страсти в ней словно огненные потоки: любовь и ненависть, ум и страдания. На читателя, и прежде всего на молодежь, сильно действует пламень и энергия сердца поэтессы, ее неукротимая, неуемная сила восхищения жизнью. Держательница лиры подобна электрической машинке, от нее летят искры в разные стороны. Они просто обжигают, просто взрывают своим напором, даже некой осознанной предопределенностью, смысловой игрой жизнью:

Перед нами во всем пределе откровения – духовное существо, антагонист равнодушия и подлости, жаждущее перемен, очарования, трепетных впечатлений и сладостных ощущений; она алчет добра, любви и понимания, готова взамен этого покаяться, принять искупление:

Обладательница поэзии живой и ясной, в которой высокие думы и романтическая красота. И главное в которой – тема современного ей общества. Она видит его сильным, одаренным, пассионарным, способным на деяние, страсть, творчество. Она — органическая, живая часть общества, рефлексирующая, она — во власти переживаний и коллизий своего времени:

Смею высказать одно ригористское соображение, понимая, что оно вызовет в ком-то дух Фронды, дух сопротивления: в ней поэзии больше, чем во всей русской словесности. На этот счет автор статьи обратился за поддержкой к библейской общепризнанной мудрости, вложенной в уста Христа: «Да воздастся каждому по делам его… по вере вашей да будет вам» (от Матф.)

Да, читатель, ты прозрел… чисто русское явление, поднявшее из своего пройденного такой существенный характер, «Мелькартовый столп» современной поэтической России… новосибирская поэтесса Ольга Киевская… блюстительница российского Парнаса, признавшаяся однажды и навсегда, что «… стихи свои прилежно холю,// Но не прячу робко в темноту.//Отпускаю с трепетом на волю.// Может, кто поймает на лету?»

Глубочайшее литературное верование России, которого так мало, горстка… одинаково верующая личному «Я» и людям. Жрица высокого искусства.

Ольга Киевская воспринимает жизнь как единую стихию, коллаборацию Веры и Знания, Иерусалима и Афин, Академии и Церкви, скита и храма, ереси и христианства – Монахиня, но впускает в свою поэтическую келью все земное, а потому наполняет емкость жизни страстью, драмой и трагедией.

Страстная, пылкая, дерзкая, но мощная натура ее всегда беспокойная и никому не угождая, не льстящая. Одно смягчающее действие сопровождает Киевскую – с ростом ее честолюбия увеличивается размер истины и искренности.

Искренняя и цельная, глубоко и страстно верующая, говорящая о том, что волнует нас, притягивает и отталкивает на протяжении всей жизни. Сплав непоколебимой воли и энергии, бьющей фонтаном. Мощный пример предела духа и свободы человека, сильного и независимого от власти, славы и денег.

Она никогда и ни при каких обстоятельствах не «рыдает обледеневшими слезами» – « лавр, который «цветет во льдах » (И. Анненков).

Это пример, как не « овдоветь при жизни» – что бы ни случилось. Киевская верит в себя, верит в жизнь, верит в завтрашний день, верит во все, что она делает, верит всегда. Модальность такого мироощущения была отлита христианским мыслителем, создателем концепции Троицы Квинтом Тертуллианом в «Азбуке веры»: « Верую, ибо другое невозможно ». И – в продолжение: «… одно государство имеем – мир…».

Между мнением и истиной Киевская на стороне истины, она направляет ум не на предметы и вещи, а на людей и Творца – ведь в самой природе заложено различие между названием вещи и ее существованием (dici et esse). Древние называли такой миропорядок: «бережливость на небесах!». А царь и мудрец Соломон передавал, что Творца нужно искать в простоте сердца.

И Киевская в своих стихах стремится к нехитрой жизненной простоте, которую она выражает так: да запомните все, что жизнь нужно делать и христианской и стоической, и платонической, и диалектической; разрешайте себе сполна все, что не причиняет вам вреда и не творит зла другим, не оскорбляет и не обижает людей.

О, как же рай взрастить в своем сосуде,

Да так, чтоб адом для других не стать? – «Когда тебя оценивают лица…»

Киевская моральна в принципе, она не порочит истину словесной видимостью и, старательно возбуждаемая «лилипутами на сцене власти» мелочная любознательность, украшенная искусством красноречия, для нее представляется миром тела, лишенного головы. В жизни подобран пример этой неказистой апологетики: так, Фалес Милетский, который, осматривая небо и блуждая по нему глазами, с позором упал в яму. Проходящий недалеко египтянин его осмеял, сказав: « Ты на земле-то ничего не видишь, куда тебе смотреть на небо?»

Ее стихи – идеал для чтения, глубокие и сильные, умные и добрые, нежные и ласковые, все мысли и чувства, как на подбор, удивительны, неповторимы, при всем разнообразии отлиты в единую форму – самого автора О. Киевской. Талант Киевской упрямо не поддается хрестоматийному приглаживанию:

Это как раз та поэзия, которой хочется восхищаться, которая делает нас лучше, как будто душа прикоснулась к нежности. Прелестные композиции, стилистическое единство изложения пробуждают сильные вибрации жить и понимать прекрасное, все очень душевно. Получаешь, как глоток жизни. Любуешься как морем фиалок. Перефразируя П. А. Вяземского: « И слог ее, уступчивый и гибкий, …, все измененья брал».

Ее стихи это лучшее лекарство для души, сердца. В них нет яда и желчи. В них говорит сама любовь, которая живёт в нас!!! Об этом когда-то писал Лермонтов: « Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какою была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять».