Александр Сковородников - Экология русского языка

«Сейчас идет процесс разрушения единого культурного и языкового пространства (вернее – культурно-языкового, если помнить неразрывную связь языка и культуры), полифония превращается в какофонию, – пишет профессор МГУ им. М. В. Ломоносова В. В. Красных. – Не хочу никого пугать, но если этот процесс завершится, то это приведет к краху страны как единого целого. Как целостного историко-, социо-, культурно-языкового образования, имя которому Россия» (ЛГ. 2012. № 28); «Я 20 лет даю диктанты, но такого никогда не видела, – пишет Анастасия Николаева, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова. – По сути дела, в этом году мы набрали инопланетян… Это национальная катастрофа!.. ЕГЭ уничтожил наше образование на корню. Это бессовестный обман в национальном масштабе… Дети не понимают написанного друг другом. А это значит, что мы идем к потере адекватной коммуникации, без которой не может существовать общество» (МК. 16.11.2009); «Как заявил глава Комитета Госдумы РФ по делам СНГ и связям с соотечественниками за рубежом Леонид Слуцкий (фракция ЛДПР), “ За последние двадцать лет в мире число людей, владеющих русским языком, уменьшилось с 350 до 270 млн человек. Русский язык активно и целенаправленно вытесняется не только из бывших союзных республик с их этнократическими политическими режимами (разумеется, за исключением Республики Беларусь, но это исключение, лишь подтверждающее общее правило) – он активно вытесняется из международной жизни вообще и из российской жизни в частности» (Завтра. 2013. № 16). Журналист Леонид Радзиховский в статье «Геолингвистика» пишет: «Русский язык – основное национальное достояние России. <���…> Наша минимальная обязанность – хотя бы не до конца растерять это богатство. Сохранить и передать хоть часть наследства русской культуры внутри страны» [Радзиховский 2008]. Владимир Толстой, советник Президента РФ: «Допущенное наступление на основу национальной идентичности – русский язык – стало, пожалуй, самой большой ошибкой. В результате наши дети говорят на чудовищной смеси жаргона социальных сетей и не вполне нормативной русской лексики. Мы рискуем получить поколение информированных потребителей, лишенных богатства русского языка, неспособных воспринять ничего из мировой и отечественной классической культуры, презирающих и прошлое, и настоящее своей страны и не связывающих с ней свое будущее. Возможно, именно так по чьему-то замыслу должны выглядеть граждане мира, но подлинными гражданами своей страны – России – они при этом точно не станут» [Толстой 2013]. XVIII Всемирный русский народный собор в своем итоговом «Соборном слове», отметив ряд угроз государственному единству России: конструирование квазиэтносов («поморский», «сибирский» и тому подобные), псевдоисторических концептов, раскалывающих русских, противопоставляющих их друг другу; ослабление русского национального сознания, русской идентичности; отсутствие возможностей для полноценного этнокультурного развития русских; табуирование самого слова «русский» в официальной риторике и государственном документообороте; неуместное противопоставление русской национальной и российской общегосударственной идентичности, – призвал преодолеть допущенные ошибки, напомнил о «стратегической значимости русской культуры» и необходимости «всемерной поддержки русского языка как родного для русских людей»(выделено мной. – А. С. ) [Соборное слово…].

Наконец, Президент России: «Повторю, забота о русском языке и рост влияния российской культуры – это важнейший социальный и политический вопрос» [Послание Президента… от 26 апреля 2007 г.].

Высказывания подобного рода можно продолжать цитировать, как говорится, до бесконечности. Даже если считать, что в цитированных текстах трагизм ситуации с русским языком несколько преувеличен, социальный заказ на лингвоэкологию очевиден, и он обращен и к лингвистам, и к государственным структурам, и к культурной части общества в целом. А исследователям лингвоэкологической проблематики философия дает общую ориентацию для выполнения этого заказа.

У большинства пишущих на лингвоэкологические темы предмет этой формирующейся дисциплины связывается преимущественно с негативными процессами, происходящими в языке и речи, и, соответственно, только с идеей сохранения и защиты языка, а не его творческого развития (см., напр. [Полухин 2009; Кравцов 2012; Потеряхина 2014; Соллогуб 2010; Никонов, Бианки 2011; Бернацкая 2014 и др.]), что, естественно, отражается и в дефинициях лингвоэкологии (см. [Сущенко 2011: 57–60]). Поэтому возникает вопрос: насколько оправданно данное мной ранее такое определение лингвоэкологии, которое включает не только проблематику защиты и сохранения языка, но и его совершенствования и развития [Сковородников 1992, 1996, 2013а]. Для прояснения этого вопроса обратимся к философскому тексту.

Мартин Хайдеггер в книге «На вершинах нигилизма», сочувственно рассуждая о введенных Фридрихом Ницше ценностных понятиях «сохранение» и «возрастание», пишет: «Ницше проясняет: ценности по сущности своей – точки зрения, а потому одновременно всегда и условия сохранения, и условия возрастания. <���…> Условием чего же служат ценности в качестве точек зрения, если в одно и то же время они должны обусловливать и сохранение, и возрастание? Сохранение и возрастание характеризуют неотрывные друг от друга основные тяготения жизни. Сущность жизни немыслима без желания роста, возрастания. Сохранение жизни всегда служит возрастанию. Если жизнь ограничивается самосохранением, она деградирует» (выделено мной. – А. С. ) [Хайдеггер 1993: 185].

Если это общее суждение о жизни, т. е. бытии, применить к частной сфере бытия – жизни языка, то логично заключить, что предметная область лингвоэкологии должна включать в себя и аспект сохранения, и аспект возрастания, то есть развития, совершенствования.

Не лишним будет обратиться и к «Письму о гуманизме» Мартина Хайдеггера, а именно к его известной метафоре «Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек» [Хайдеггер 1998: 301]. Эту метафору М. Хайдеггера можно развить и вывести такое следствие: обитатель «дома бытия», homo loquens, и прежде всего лингвоэколог, может ограничиваться бережением и охраной своего обиталища, а может, как рачительный хозяин, прилагать усилия к совершенствованию своего дома – языка, разумеется, с учетом специфики его онтологии и закономерностей функционирования.

Идея необходимости не только сохранения, но и развития постулируется философами и для других сфер человеческой деятельности. Так, С. Н. Булгаков в своей «Философии хозяйства» утверждает, что содержанием творческой хозяйственной деятельности человека является « защита и расширение жизни (выделено мной. – А. С. ), а постольку и частичное ее воскрешение» [Булгаков 1993: