Надежда Ионина - 50 великих музеев

Первая комната, куда заходил посетитель с улицы, была своего рода прихожей, где располагался банщик (он же сторож). Заплатив ему при входе кодрант, посетители переходили в предбанник, в котором и раздевались. На стенах этого предбанника до настоящего времени остались хорошо заметные следы от вешалок для платья и видны места для шкафов. На полу были найдены меч с костяной рукоятью и кружка, в которую и собирались деньги за вход. Сам пол этого помещения был выложен мозаикой, а стены его были украшены лепным фризом из грифонов, дельфинов и цветочных гирлянд.

Потолок предбанника был устроен сводом, на котором тоже были лепные украшения, но ко времени раскопок в большинстве своем они были уже отпавшими. Над дверями в коридор изображена бородатая голова (или маска), окруженная тритонами и дельфинами. А волосы, которые составляют бороду этой маски, похожи на потоки воды, разливающиеся в разные стороны.

За предбанником следует фригидарий (холодная баня в форме овальной залы), посреди которого в каменный пол была вделана круглая мраморная ванна со ступеньками внутри. Они служили одновременно и сиденьем, и своего рода лестницей для схода на любую глубину. Проточная вода втекала в ванну в одну трубу, а вытекала через другую. В четырех концах фригидария были устроены большие ниши, где посетители могли отдохнуть.

Из холодной бани был проход в две смежные комнаты: первая из них тепидарий (или средний покой), где было не очень жарко и где могли прохлаждаться выходившие из третьей комнаты утомленные и распаренные помпеянцы. Тепидарий нагревался углями, которые раскаляли на большой и красивой бронзовой жаровне. В этой же комнате рабы и вольноотпущенники соскребали с тел свободных патрициев пот и другие нечистоты металлическими (или костяными) ножами, а потом натирали их благовонным маслом.

Третья комната называлась кальдарием (или потовой баней), потому что она сильно нагревалась и была самой жаркой. В ней мылись горячей водой и, можно сказать, парились, хотя в ней не было веников и полков, как в русских банях. Но кальдарий был всегда наполнен парами от кипящей воды, которая сильной струей била из середины квадратного мраморного бассейна.

Устройство кальдария очень любопытно. Это помещение имело двойные стены и двойной пол, а пустота между двумя оболочками всегда была наполнена горячим воздухом от печи, располагавшейся по соседству. Несмотря на постоянные пары, наполнявшие кальдарий, до настоящего времени хорошо сохранились изображения купающихся нимф и дуги, украшавшие сводчатый потолок.

На окраине Помпеи располагался амфитеатр, естественным фоном для которого служил Везувий и полоса вечнозеленых пиний (итальянских сосен). Амфитеатр был такой огромный, что смотреть представления в нем мог одновременно весь город.

Ученые раскопали и восстановили не только амфитеатр, но и гладиаторские казармы, сохранившие на своих стенах не только своеобразную летопись тоски и дикого невежества, но одновременно высокого духа и сердечной боли. Вот некоторые из таких надписей: «Аристид думает, что он любим, но девушка его терпеть не может», «Крескент – господин ночных девушек».

Не менее бурно проходила в Помпеях и общественная жизнь, например выборы. Об этом тоже рассказывают многочисленные надписи – но уже на стенах домов и общественных зданий. Вся полнота власти в городе была сосредоточена в руках двух дуумвиров, которых выбирали один раз в пять лет. Существовали партии, между которыми шла неистовая борьба, в ход шли подкупы, запугивание и т. д. «Тре-бий, проснись и выбирай!» – до сих пор гласит один из призывов. А на соседней стене разместился целый список имен кандидатов, в котором неизвестный автор предупреждает: «Чтоб ты заболел, если из зависти уничтожишь все мной написанное!»

Насколько сильна была у помпеянцев страсть к общественной жизни, настолько же было сильно в них желание оградить жизнь личную. Это ощутимо уже в архитектуре частных домов, которые выходили на улицы глухой стеной.

Дома состоятельных горожан имели много комнат, разделялись на женскую и мужскую половины, имели сад и внутренний дворик. Дома разделялись на две половины – переднюю (публичную) и заднюю, где размещался сам хозяин со своим семейством и прислугой. В Центральном зале хозяин принимал гостей, а в остальные комнаты они не допускались.

Центром дома был атриум – четырехугольный зал, со всех сторон окруженный фасадами: вокруг него располагались другие помещения дома – спальни, кухня, столовая, кладовая. В потолке атриума, в его середине, оставлялся световой колодец – отверстие, которое служило единственным окном для дневного освещения. Вместе с тем через него в дом проникала вода, которая собиралась в специальное углубление – имплювий. Из него она по особым трубам распределялась в разные части дома для хозяйственных нужд – кухню, бани и т. д.

Все дома в Помпеях были двухэтажные, хотя археологам изредка попадались и трехэтажные здания. Верхние этажи сдавались внаем за небольшую плату, и забирались туда по высоким лестницам.

Хозяйская половина располагалась внутри жилища. Здесь тоже середину занимал двор, но уже открытый – перистиль. Комнаты выходили в сад, но в них всегда царил полумрак. Размеры садика зачастую не позволяли в нем гулять, но зато древние помпеянцы в нем блаженствовали в жаркую летнюю пору, особенно нестерпимую на юге. В укромном уединении перистилей, вдали от уличного шума, среди благоухающих цветов они дышали воздухом, который поминутно освежался влажными брызгами водометов.

Были в домах алтарь и очаг, в специальной нише стояли бюсты предков. Когда умирал глава семейства, делали его посмертную маску и затем заказывали бюст, требуя непременно физического сходства. К семейным реликвиям относились с благоговейным почтением и хранили их долгие годы.

Ныне в Помпеях насчитывается около 30 улиц и переулков, расчищенных на значительной части своей длины: это улицы Консульская, Фортуны, Театральная, Купеческая, Кривой переулок и др. Названия их придуманы по памятникам или замечательным зданиям, которые ведут к каждой из улиц. Например, улица Гробниц названа так по множеству гробниц, которыми она была заставлена с обеих сторон. Здесь некогда селились в загородных домах богатые и знатные патриции, здесь же некоторым из них за особенные заслуги местное правительство определяло участок для почетного погребения.

Таким образом, жилища живых и мертвых были сопредельны у древних – не умиравших, так сказать, а только переселявшихся из одного дома в другой. Может быть, от этой сопредельности и появилось в древнем мире верование, будто тени умерших бродят вокруг своих прежних домов и не перестают разделять с родственниками и друзьями их мысли, чувства, слезы и радости. Во мраке ненастной ночи они восседали на домашних жертвенниках и алтарях, принимая обеты и жертвоприношения своих потомков. Даже у современных туристов в безмолвном запустении этой улицы мысли сами собой настраиваются на вопросы бесконечные, как история, и таинственные, как сама судьба.