Сборник статей - CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Выпуск III

На фотографиях Сёва никогда не улыбался. Он никогда ни с кем не разговаривал. Никогда не произносил речей. «Это создавало ту дистанцию, которая выводила его за пределы человеческого» [65] Там же. . Портреты императора и его жены были разосланы во все общественные места (школы, университеты, правительственные учреждения и пр.). Однако, публике они предоставлялись только во время праздников или торжественных мероприятий. В остальное время они или хранились в специальных несгораемых ящиках, или были закрыты занавесками. «Традиционная японская культура искала компромиссы с культурой нынешней, но по-прежнему полагала, что мозолить глаза народу – дело не царское» [66] Там же. – С. 132. .

В первую треть правления Сёва – с 1926 по август 1945 г. – появление императора на коне, в автомобиле и экипаже должно было донести до подданных идею «мобильного» императора. Движение создавало впечатление динамизма – как самого Сёва, так и всей страны. В послевоенное время отношение к императору внутри страны нисколько не изменилось. Американцам, получившим возможность на правах оккупантов активно вмешиваться во внутреннюю политику страны, император представлялся угрозой. Но исследования, проведенные американскими учеными, показали, что устранение императора может привести к еще большему дисбалансу внутри страны, так как послевоенная японская элита продолжала считать, что император является центром японского государства.

В связи с этим было принято решение внести серьезные изменения в образ императора и его функции. Тело императора должно было приобрести человеческое измерение (несмотря на все трансформации, которые претерпел образ императора за последнюю сотню лет, никто не имел права прикасаться к Сёва). Император сменил военный мундир на западный костюм (теперь главнокомандующим считался Макартур) и был освобожден от ответственности за развязанную войну. Теперь его стали позиционировать как символ новой мирной Японии.

Первая встреча Сёва с Макартуром произошла 27 сентября 1945 г. О чем говорили сильные мира сего остается тайной, но свидетельством той встречи служит фотография. Макартур был большим специалистом в области связей с общественностью, поэтому настоял на том, чтобы по итогам встречи был сделан памятный снимок. Когда фотография увидела свет, она повергла народ Японии в шок. «Она не оставляла сомнений в том, кто здесь хозяин» [67] Там же. – С. 465. : по сравнению с Сёва, Макартур казался гигантом, кроме того, генерал был старше императора (Сёва было 44 года, а Макартуру – 65 лет). Неравенство подчеркивалось и тем, что Макартур стоял слева – занимал сторону, приличествующую мужчине. И это все при том, что раньше никому не разрешалось появляться на фотографиях вместе с императором. Фактически Сёва вернулся в то время, когда он был не императором, а всего лишь наследным принцем. И на этом Макартур не остановился. Он запретил печатать в газетах фотографии императора, направившегося с паломничеством в Исэ. А после 15 декабря 1945 г., в связи с указом об отделении религии от государства, Сёва потерял право посещать святилище Ясукуни, где покоились духи воинов, которые отдали свою жизнь за Японию в прошедшей войне.

Идея о том, что следует развенчать божественное происхождение императора, блуждала в умах американцев уже давно. В связи с этим 1 января 1946 г. Сёва подписал указ. В общих чертах, его содержание было следующим: «Во-первых, император обещал, что отныне он будет управлять страной, опираясь на «общественное собрание». Во-вторых, прокламировался принцип, что элита и подданные обязаны объединиться ради благополучия страны. В-третьих, всем подданным предоставлялось право проявлять личную инициативу. В-четвертых, обещалось, что «будут устранены дурные обычаи прошлого», а управление станет основываться на «Пути Неба и Земли». В-пятых, говорилось, что “знания будут обретаться во всем мире”» [68] Там же. – С. 468–469. . Кроме того, а указе говорилось: «Пребывая в единении со своим народом, Мы всегда готовы разделить с ними радости и горести. Связь между Нами и народом всегда основывалась на взаимном доверии и привязанности, а не просто на мифах и легендах. Не основывается эта связь и на ложной идее о том, что император является явленным божеством (акицумиками), и на том, что японский народ стоит выше других народов и его предназначением является управление миром» [69] Там же. – С. 469. .

«Отречение» от своей божественной сущности далось Сёва легко. Дело в том, что в японской традиции император не является «Богом», каким он рисуется в христианстве. Не считается он, впрочем, и синтоистским божеством. Он является потомком богини солнца Аматэрасу, и текст указа этого не отрицал. Японцы считали сведения относительно императорского дома историей – реальными событиями, а не мифом. Да и слово «миф» на тот момент не имело в японском языке значения небылицы. Но для американцев это было несущественным, тем более, что в официальном переводе указа на английский язык стояло не «акицумиками», а «Emperor is divine» [70] Там же. – С. 470. .

Трактовки указа могли быть различны, но остается фактом, что после его обнародования компания по «очеловечиванию» императора стала набирать обороты. Американское командование требовало новых мер по лишению Сёва ореола божественности. Для этого нужно было сделать так, чтобы как можно больше людей увидело императора, убедилось, что он сделан из плоти и крови. С февраля 1946 г. Сёва начал серию поездок по стране. К моменту окончания этого путешествия он посетил практически все префектуры. Поездка Сёва принесла свои результаты. Миллионы людей воочию увидели императора и не ослепли. Они видели его нерешительную походку, слышали его голос.

Апогеем всех задуманных американским командованием преобразований стала конституция 1947 г. Она была написана на английском языке, но это держалось в строжайшем секрете. На японском языке проект был опубликован в марте 1946 г. от имени самого Сёва. Он был внесен на обсуждение в парламент как дополнение к уже существующей конституции имперской Японии. В отзыве парламентского подкомитета по конституции говорилось: «Первая статья конституции исходит из положения, что за императором, как представителем вечной династии, сохраняется его монаршее положение, при котором он, исходя из своей суверенной воли, одновременно и навечно объединяет их с Небом и Землей. Таким образом, подтверждается тот непреложный факт, что император, находясь в гуще людей, стоит в стороне от реалий политики и по-прежнему сохраняет свое положение в качестве центра жизни людей, являясь источником морального руководства. Это положение заставило подавляющее большинство членов комитета принять его с чувством предельной радости и удовлетворения» [71] Там же. – С. 481. . Такое понимание первой статьи конституции радикально отличалось от того, что задумывали американские разработчики. Но они не могли повлиять на мнение японской элиты и народа.