Лев Бобров - По следам сенсаций

Графометры оперируют четырьмя литерами, присвоенными определённой возрастной стадии: Е (детство), А и Р (юность и зрелость), D (старость). В пределах каждой категории — подробная классификация графических признаков, число которых достигает 37 для группы Е, 31 для А, 14 для Р и 20 для D. Степень, с какой выражен тот или иной признак, оценивается в баллах отдельно для букв и строк. Например, категория Р содержит такие, к примеру, признаки: чёткость (если буквы прорисованы хорошо, ставится отметка 5, если плохо — 1. Мягкий почерк оценивается единицей, энергичный — пятёркой). Далее в таблице разбирается организация (планировка) страницы, угловатость очертаний, замкнутость букв, их размеры, компактность (теснота или, наоборот, разгон в размещении знаков в слове), наклон, ориентировка (вращение вправо или влево кончика пера при вырисовывании символа), быстрота письма, ритм (равномерность графических движений), правильность (одного ли размера буквы, кривы ли палочки), связность, нажим (его можно определить и для написанного шариковой авторучкой), гибкость и жёсткость почерка.

Признаки и их градации только для двух категорий А и Р дают всевозможные сочетания числом около 19 триллионов. Понятно, что при такой дробной сетке можно нарисовать подробнейшую картину графических и психических проявлений личности. Опыт столь детальной классификации с попыткой количественно оценить особенности письма, по-видимому, представляет интерес и для почерковедов-криминалистов.

Графометристы с иронией вспоминают, как их самонадеянные предтечи брались определить злость или доброту, мстительность или всепрощение, щедрость или скупость, честность или лживость, искренность или лицемерие, тупость или гениальность, а тем более цвет глаз и волос, род занятий или внешность. Гобино, Перрон, Кум, Дора считают, что поддаются определению лишь уровень развития личности, её культура, некоторые профессиональные навыки, склонности, волевые качества, эмоциональность, иногда даже творческие способности и воображение. Наконец, психические отклонения от нормы. Не так уж и мало, если это подтверждается — пусть не психофизиологическими объяснениями, а хотя бы статистикой по закону больших чисел. Не так уж и мало!

Вот несколько графометричьских оценок.

«Письмо лёгкое, скользящее, форма букв почти как у типографского курсива. 5 за правильность, 4 за организованность, подвижность и гибкость, 2 за чёткость. Развитое эстетическое чувство. Порывы, сдерживаемые большим самообладанием. Практический ум, сдержанность, трезвость».

«Почерк плохо организованный, резкий, компактный, неправильный по размерам, со слишком длинными линиями связи. Неровный, лихорадочно деятельный характер, с параноическими тенденциями. Впечатлительность, предполагающая, что субъект способен легко подпадать под влияние чужого мнения».

«За нажим — 3 (текст написан шариковой авторучкой), за чёткость букв, штрихов и строк — 4, за выдержанность размеров и направления — тоже 4. Энергичность, сосредоточенность, систематичность, настойчивость в достижении цели. Гораздо менее выраженная способность поддаваться чуждым влияниям».

Одна-две строчки, а уже что-то сказано о человеке! Конечно, даже в столь лаконичной характеристике не обошлось без какой-то интуитивной дорисовки, этакой ретуши бледного человеческого силуэта, проступающего сквозь контуры почерка.

Но графометристы делают свои выводы не наобум. Они старательно отсеивают из богатого опыта, накопленного психологией и графологией, лишь самое ценное, самое надёжное.

«Если человек не склонен к позёрству, — делился своими заметками Зуев-Инсаров, — не имеет особого тяготения к внешним формам, украшениям (в виде особых значков, жетонов), не отличается кокетством, нарочитостью, аффектированностью в своём поведении, оборотах речи, то он не будет прибегать к украшенности своего письма завитками, дугами и т. п.

Показательным в этом отношении является почерк писарей дореволюционного времени: манерный, аффектированный и щеголеватый. Подобную щеголеватость и примитивное франтовство можно было наблюдать и в поведении, одежде, особой причёске и т. п. Всё это объясняется теми условиями жизни, которые совершенно нивелировали социальное выражение личности и суживали до минимума круг интересов.

Подобным специфически канцелярским почерком отличались и мелкие служащие, причём можно было видеть, что чем незначительнее было занимаемое положение, тем чаще украшеннее и манернее был почерк, как будто бы в эту затейливость и фантастичность росчерков автор вкладывал всё стремление к какому-либо проявлению личности, ущемлённой условиями существования. В настоящее время это манерное канцелярское письмо почти совершенно выродилось, как выродился и тот рождённый временем тип «военного писаря».

У человека с обострённой нервной чувствительностью, порывистостью, деятельность которого отличается неравномерностью приложения энергии и характеризуется отдельными, различными по напряжению её вспышками, будет также и почерк отличаться неравномерностью, геометрической невыдержанностью (в нажиме, который будет также распределён неровными по силе мазками, размере букв в одном слове и т. п.). Поэтому профессор Шнейдемиль в своём труде, посвящённом школьному воспитанию («Графология на службе школы»), советует родителям и воспитателям особенно бережно и осторожно относиться к ребёнку, почерк которого показывает подобные особенности».

Что верно подмечено, что высосано, как говорится, из пальца здесь и во многих иных подобных выводах? Вопрос так и останется вопросом, если не искать на него ответ. Правда, целые сонмы графологов всех времён и народов тужились разогнуть вопросительные крючки своих сомнений в восклицательные знаки обоснованных утверждений — увы… Слишком низок был потолок тогдашней науки, чтобы позволить им вырваться из плена старой доброй интуиции. Редкостный дар, она дурманила горячие головы опиумом самонадеянности, и многие графологи, уверовав в собственную непогрешимость (а ещё пуще — в безнаказанность со стороны науки, не располагавшей объективными психофизиологическими критериями), по двум-трём метко схваченным штрихам готовы были лепить выпуклые, на все лады разрисованные портреты всех желающих и не желающих. Так наряду с изумительными прозрениями в характеристики попадали самые беспардонные гадания. Графометрия же с её точными классификациями, массовыми характерологическими обследованиями, откровенным подсчётом своих ошибок и неудач внушает куда больше доверия, нежели её крикливая и изрядно дискредитированная предшественница.

Современная система учёта кадров словно создана для того, чтобы помогать графометрии. Конечно, служебной характеристики, рукописной автобиографии, медицинской карточки маловато, но пробелы легко восполнить психологическими тестами, заполнением специальных анкет, быть может, даже гипнотическими опытами, зсем комплексом современных приёмов с использованием самой совершенной методики и аппаратуры из арсенала инженерной психо-погии, биокибернетики, почерковедения.