Андрей Остальский - Краткая история денег

Собственно, сама идея – применять палочки с насечками и разрезами в качестве носителя информации – стара, как мир. Инки ими пользовались и персы при Дарии, да, видимо, чуть ли не все ранние цивилизации, где дерево было в изобилии. На поверхность палочки наносились засечки разной ширины, регистрируя какое-нибудь событие. Служили они, разумеется, и для записей актов товарного обмена и для регистрации долга. Но только англичане – в новую эпоху – додумались не только возродить древний, примитивный, казалось бы, институт, но и довести его до высокой степени совершенства.

Назывались они по-английски «тэлли» – от латинского слова «дерево» – и делались в основном из ореха. Судя по сохранившимся экземплярам, были они, как правило, сантиметров 20–25 в длину. Сначала выполняли роль просто деревянных «логов» – записей о количестве налогов, причитающихся королевскому казначейству. Затем стали играть роль своего рода расписок, фиксирующих обязательства налоговых должников. Но потом кому-то из финансово продвинутых сотрудников первому пришла в голову мысль расплатиться такой палкой с кредитором. То есть более или менее понятно, как это происходило – в очередной раз в казне было пусто, а кредитор попался особенно надоедливый и занудный… Вот финансовый гений огляделся вокруг – увидел «тэлли» и сказал: вот, возьмите, это же королевский денежно-учетный инструмент! Вы по нему сами можете получить за нас налоги! И мы вам еще и надбавку дадим, ажио называется. Или, если с другой стороны посмотреть, дисконт. Сколько мы вам должны? Тысячу фунтов? Так вот вам «тэлли» на тысячу двести!

Взял поставщик королевского двора с горя палку (а что еще с них возьмешь, с этих казначейских?) и пошел себе своей дорогой, что-нибудь ворча, наверное, нелицеприятное…

Стоило один раз такому случиться, как всё – пошло и поехало… Вскоре «тэлли» стали широко применяться как средство платежа. Фактически они выступили в роли своего рода королевских облигаций. Но ими вовсю торговали и оплачивали долги, тем более что иногда (вроде бы) казначейство принимало их и в зачет налогов…

Вот как описывал современник инструкцию для изготовления «тэлли»: «Насечки выполняются следующим образом: в верхней части делается большая вырезка, в ширину ладони. Это – тысяча фунтов. Разрез шириной с большой палец – сто. С мизинец – 20 фунтов. Один фунт обозначается засечкой размером с ячменное зерно».

Насечки выполнялись не просто абы как, а вполне художественно, с «уровнями защиты» от подделок…

В итоге палочки эти стали весьма популярным продуктом – они позволяли обходить строжайший запрет на ростовщичество. Разница (дисконт) между номиналом, обозначенным насечками, и реально уплаченной за палку ценой заменяла процент. «Тэлли» служили инструментом кредита, способом торговать королевским долгом. (Вполне сравнимо с современными казначейскими билетами или так называемыми бескупонными или дисконтными облигациями – см. главу «Эх, акция, облигация…»)

Кроме того, в условиях катастрофической нехватки золота и серебра «деревяшки» позволяли значительно расширить денежную массу в обращении, а значит, и способствовали росту экономики, создавали дополнительные рабочие места и так далее. Они стали «почти деньгами». И в отличие от своих будущих советских тезок эти деревянные деньги все же конвертировались, хоть и с законной скидкой, имели определяемый рынком курс по отношению к основной валюте.

И, кстати, обратите внимание: «тэлли» в этой системе играли роль практически противоположную той, что выполняли во времена НЭПа золотые червонцы, которые остановили инфляцию, став желанным, более ценным дополнением и заменой тогдашнему рублю. Здесь же, наоборот, деревянная валюта была заменой неполноценной и не слишком любимой и призвана была, напротив, учинить некоторую инфляцию – потому что денег экономике не хватало. Оба эксперимента были по-своему успешными (о НЭПе и рубле подробнее в главе «Рубль – это многое объясняет!»).

Но один из главных выводов: почти все, что угодно, может «работать» деньгами – если момент и место для этого выбраны правильно и – главное – если уважаются законы финансов. И наоборот, если эти законы попираются, если государство отбирает у денег их натуральные свойства или игнорирует их количество и качество, «грабит» собственную валюту, тогда можно как угодно красиво оформлять деньги, громко называть их хоть денариями, хоть рублями – всё равно они толком работать не будут, не смогут, не захотят.

Формально «тэлли» были отменены (как любят говорить специалисты, «демонетизированы») только в 1834 году. При создании Банка Англии в конце XVII века некоторое количество «деревяшек» было включено в капитал банка. Как написал один из историков, «постыдно включено». Это было неправильное место и неправильный момент – потому что время деревянных денег прошло.

Интересно, что делал бы Серж Гинзбург с деревянными деньгами – сжигать их перед телекамерой было бы совсем не так эффектно, как пятисотфранковую бумажку. Но тут читатель может возмутиться: дался вообще вам этот француз, хоть и российского происхождения. У нас же есть свой, родной фольклорный персонаж, занимавшийся публичным сожжением ассигнаций, имевший, впрочем, наверняка не одного реального прототипа (не говоря уже о Настасье Филипповне и Рогожине из «Идиота» Достоевского).

Но в данном случае речь не о любовных страстях и гордыне, а о каком-то, возможно, слегка нетрезвом, купце, который зажег сторублевку, чтобы найти в темноте, под лавкой, закатившийся туда пятиалтынный.

Считается, что эта история очень значительна, раскрывает психологию нашего народа, а также его истинное отношение к деньгам. Но трактуется по-разному.

Первая интерпретация – это всё «понты», история из той же серии, что и анекдот о трех грузинских богатеях, соревновавшихся друг перед другом в щедрости. Один дал сто рублей на чай гардеробщику и сказал: сдачи не надо. А второй дал ему сто рублей и сказал: пальто не надо. А третий пальто взял, но вручил его таксисту вместе со ста рублями (ну, или тысячей) и сказал: покатай пальто.

Такой вот своеобразный индейский «потлатч» на грузинский манер. («Потлатч» – так назывался обычай некоторых племен, у которых социальный статус определялся ценностью раздаваемых подарков, зачастую бессмысленных.) А сжигание сторублевки в поисках копеек, это, стало быть, «потлатч» русский.

Второй вариант – просто пьяная дурь, что тут гадать. Надрался не слишком умный купчина до ёжиков, вот и куролесит.

Третья, куда более интересная версия прочтения ситуации вот какая. Надрался-то он, может, и надрался, и куролесит, это само собой. Но – что у трезвого на уме, или «под умом», в подсознании, то у пьяного – на языке или в действиях. Не верит в глубине души купец в бумажные деньги, вот в чем дело! Монетки, они ближе, роднее, понятнее! И некоторые даже полагают, что в этом есть нечто специфически национальное, русское.