Жозеф Артур де Гобино - Опыт о неравенстве человеческих рас. 1853г.(том1)

Что же до лирической поэзии, «женская» цивилизация составляет гордость всего человечества.

Но если из сферы идеалистических мечтаний мы спустимся на почву полезных достижений и наук, которые представляют собой генерирующую энергию материального прогресса, яркий день сменится глухой ночью. Практические изобретения редки, незначительны, неплодотворны, талант наблюдения отсутствует начисто. Если китайцы много занимались этим, то индусы почти не обращали на это внимания; греки также оставили нам в наследство знания, зачастую недостойные их гения, а римляне, дойдя до кульминационной точки своей истории, не ушли далеко от греков, т. к. азиатская примесь, которая проникала в них с невероятной быстротой, отнимала в них качества, необходимые для терпеливого изучения действительности. Хотя можно отметить, что их административный гений, их законы и сооружения в достаточной степени указывают на позитивный характер, который их общественная мысль принимала в определенные моменты, и доказывают тот факт, что если бы Южная Европа не подвергалась постоянной колонизации со стороны Азии и Африки, позитивная наука от этого бы выиграла, а на долю германской предприимчивости досталось бы меньше славы.

Завоеватели V столетия принесли в Европу дух, напоминающий китайский, но с другим оттенком. Он в большей мере был пропитан женскими качествами. Он же обеспечил более надежное согласие между двумя движущими принципами. Всюду, где властвовали эти народы, мы видим облагороженный прагматизм. В Англии, Северной Америке, Голландии, Ганновере такие качества преобладают над остальными национальными инстинктами. То же самое имеет место в Бельгии, а также на севере Франции, где все, что имеет позитивное применение, находило плодородную почву. По мере продвижения к югу эти предпосылки ослабляются. Причем это объясняется не более жарким солнцем, хотя, разумеется, каталонцы и пьемонтцы живут в более теплом климате, чем жители Прованса и нижнего Лангедока. Это есть воздействие крови.

На земле преобладает группа «женских» или «феминизированных» рас; это замечание особенно верно в отношении Европы. Если исключить тевтонское семейство и часть славян, на нашем континенте останутся только группы, скудно наделенные прагматическим чувством, которые уже сыграли свою роль в предыдущие эпохи, и повторить это им больше не дано. Массы людей во всем их разнообразии — от галлов до кельтов, от кельтов до безымянной смеси итальянских и романских наций — представляют собой нисходящую лестницу не в смысле развития их «мужского» принципа, а в смысле хотя бы общих способностей.

Наша цивилизация сформировалась в результате смешения германских племен с расами древности, это был союз преимущественно «мужских» групп с расами и остатками рас, вовлеченными в поток древних идей; богатство, разносторонность, плодовитость — качества, делающие честь нашим обществам — суть естественный результат самых разных элементов, которые были перемешаны, видоизменены и использованы нашими предками.

Всюду, куда простирается наш культурный мир, он несет в себе два общих признака: во-первых, германское влияние, во-вторых, христианство. Но, хочу напомнить еще раз, второй признак, хотя он более очевиден и бросается в глаза, поскольку привнесен извне, не является в данном случае определяющим: на земле много христианских наций и еще больше тех, которые могут стать таковыми, однако они не составляют часть нашей цивилизации. Напротив, позитивным и решающим мне представляется первый признак. Там, куда не проник германский элемент, не может быть цивилизации, похожей на нашу.

Правомерен вопрос: можно ли утверждать, что европейские общества целиком и полностью цивилизованы? Что идеи и действия, которые формируются на поверхности этих наций, имеют предпосылки, глубоко укоренившиеся в массах, и что следствия этих идей и этих принципов отвечают инстинктам большинства? Из этого следует еще один неизбежный вопрос по поводу низших классов наших народов: мыслят ли они и действуют ли они сообразно тому, что именуется европейской цивилизацией?

Мы с полным основанием восхищаемся исключительной однородностью идей и взглядов, которая в греческих государствах великой эпохи античности определяла всю жизнь их граждан. По каждому существенному вопросу мнения были часто противоречивы, но сводились к чему-то общему: в политике людям хотелось больше или меньше демократии, больше или меньше олигархии; в сфере религии предпочтение отдавали либо Элевсинской Церере, либо Парфенонской Минерве; что касается литературного вкуса, они могли колебаться между Эсхилом и Софоклом, между Алкеем и Пиндаром; в сущности спор велся вокруг идей, которые можно назвать национальными. В Риме перед пуническими войнами ситуация была такая же, а цивилизация страны была однородной и неоспоримой. Она охватывала всех — и господ и рабов; все участвовали в ней, пусть и в разной степени.

Со времен пунических войн у наследников Ромула и у всех греков, начиная с Перикла и особенно Александра, эта однородность все больше и больше претерпевала изменения. Все большее смешение наций приводило к смешению цивилизаций, в результате появился весьма многогранный продукт, очень сложный и гораздо более утонченный, чем античная культура, который, как в Италии, так и на земле Эллады, отличался тем важным недостатком, что существовал лишь для высших классов, а низшие слои населения оставались в неведении относительно его природы, его преимуществ и перспектив. После великих азиатских войн римская цивилизация, без сомнения, была ярким проявлением человеческого гения; однако за исключением греческих риториков, составляющих ее трансцендентальную часть, сирийских знатоков юриспруденции, представлявших атеистическую систему законодательства, эгалитарную и монархическую по духу, богатых людей, участвовавших в управлении государством или в финансовых делах и, наконец, праздных бездельников, эта цивилизация имела несчастье почти не восприниматься массами, поскольку народы Европы ничего не смыслили в ее азиатских и африканских элементах. Они не сознавали, что египтяне не более их понимали, что цивилизация им приносит из Галлии и Испании, что нумидийцы не могли оценить то, что давал им остальной мир. Таким образом, ниже слоя, называемого социальными классами, существовало великое множество людей, цивилизованных иначе, чем официальный слой, или вообще не знавших цивилизации. Следовательно, только меньшинство римского народа, которое осознавало тайну и суть цивилизации, придавало ей какое-то значение. Вот вам пример цивилизации, несомненно выдающийся, но уже не общими идеями народов, входящих в нее, а скорее истощением, слабостью и отстранением этих народов.